Чилдэн напряг память и вспомнил, что действительно были такие открытки. Во времена его детства они продавались вместе с воздушными шариками. Цент, что ли, штука. Там были целые серии, и на каждой открытке изображался какой-нибудь один кошмар.
— Один из моих близких приятелей, — сообщил майор, — собирает «Кошмары». Он ищет сейчас открытку, на которой тонет крейсер «Панай». Готов выложить за нее серьезные деньги.
— Перевертыши, — внезапно произнес Чилдэн.
— Что?
— Мы их подкидывали вверх и глядели, как они лягут. Там же две стороны… — В ту пору Чилдэну было восемь лет. — Ну вот, у каждого пачка открыток, мы стоим друг против друга и одновременно подбрасываем по открытке в воздух. И глядим, как они лягут. Если у одного падает картинкой вверх, а у другого изнанкой, то первый забирает себе обе. — Ему приятно было воскресить в памяти безоблачные дни детства.
— Мой приятель часто рассуждает об этих сериях, — задумчиво произнес майор, — но он, похоже, никогда не слыхивал ни о чем подобном. Ему и в голову не приходило, что карточки использовали таким образом.
Через пару дней в лавочку пожаловал и сам приятель майора, пожелавший услышать столь важную информацию из первых уст. Как и майор, он пришел в полный восторг.
— А крышечки от бутылок! — неожиданно воскликнул Чилдэн.
Японец заморгал, ничего не понимая.
— В детстве мы собирали еще и крышечки от бутылок. Такие круглые, из фольги, и на каждой был оттиснут штамп завода, где молоко разливали в бутылку. А таких заводиков в Штатах были тысячи. И у каждого — своя этикетка.
— И у вас сохранилась коллекция?! — Глаза японца засветились.
Да нет, конечно… Хотя… может быть, еще и теперь возможно раздобыть эти крышечки… оставшиеся памятью о днях, когда молоко еще разливали в стеклянные бутылки, а не продавали в картонных коробках, как сейчас.
И вот так, шаг за шагом, он входил в дело. И другие поступали так же, уловив растущее помешательство японцев на американской старине… впрочем, Чилдэну удавалось держаться в лидерах.
— С вас доллар, — нарушил его воспоминания китаеза, успевший уже сгрузить на тротуар багаж седока.
Чилдэн машинально уплатил и сошел на землю.
«Ну что же, — подумал он. — Вполне возможно, что клиент мистера Тагоми напоминает майора Хумо. Ну хотя бы с точки зрения моих собственных интересов».
Он имел дело со множеством японцев, но все равно до сих пор испытывал сложности в общении с ними. Они могли быть какими угодно: крепкими коротышками, могли смахивать по виду на аптекарей, а некоторые — особенно те, что помоложе, — вообще на японцев были не слишком похожи. Ну, а клиент мистера Тагоми окажется, возможно, дородным бизнесменом с филиппинской сигарой во рту.
И вот тут, когда Чилдэн стоял со своими скарбом перед зданием «Ниппон таймс», его прошиб холодный пот. А с чего он взял, что этот клиент окажется японцем? И с ужасом Чилдэн принялся вспоминать о том, какой хлам он загрузил в сумки…
Да нет же, он просто обязан быть японцем. Ведь с самого начала Тагоми заказывал ему вербовочный плакат Гражданской войны, а кому, кроме японца, может понадобиться подобное барахло?! Это же типичная японская страсть ко всему обыденному, это их въевшееся в кровь благоговение перед любыми документами, прокламациями, объявлениями. Один такой сдвинулся, например, на том, что все свое время посвящал поиску газетных реклам патентованных лекарств начала века.
Во всяком случае, сейчас у Чилдэна другие проблемы. Более насущные. В здание «Ниппон таймс» входили люди, выходили оттуда, все они были прекрасно одеты, их голоса достигли наконец ушей Чилдэна, и тот опомнился. Взглянул вверх, на это самое высокое здание Сан-Франциско. Стеклянная стена, сказочный замысел японских архитекторов, сияющая, уходящая в небеса стена, и подле нее маленький садик из камней и вечнозеленых кривоватых растений. И между ними словно бы русло неширокой, давно пересохшей речки.
Он заметил черномазого, только что оттащившего чей-то багаж, а теперь слоняющегося без дела. Подозвал.
Тот с улыбкой до ушей немедленно кинулся к нему.
— Двенадцатый этаж, — грубо приказал Чилдэн. Грубо, как только мог. — Контора «В». Пошевеливайся!
Указал черномазому на сумки и коробки, повернулся и пошел к дверям здания. Разумеется, не оборачиваясь.
Вскоре он очутился в одном из скоростных лифтов. Окружали его в основном японцы, их чистые лица просто-таки светились под яркими лампами. Лифт понесся вверх, защелкал указатель этажей. Чилдэн закрыл глаза и, с трудом удерживаясь на ослабевших ногах, молился о том, чтобы этот полет поскорее закончился. Черномазого, понятно, тут не было. Разумеется, он отправился в служебный лифт. Чилдэн открыл глаза и обнаружил, что, кроме него, белых в кабине почти что и нет.