Под осторожными шагами слегка поскрипывал паркет: Вероятно, Роза Дулич также была разбужена этой ссорой.
Голоса внизу замерли, и теперь слышалось лишь непонятное бормотание. Потом наступила тишина.
Заинтригованный, я встал и подошел к окну. Сквозь ажурные занавески я мог видеть почти полностью весь двор, освещенный молодым месяцем. Ночь все еще была светлой, но легкий туман теперь стал подниматься с земли, напоенной дождем. Полоса света неожиданно упала на песок, появилась какая-то неясная тень, потом все опять стало сумрачным, дверь виллы закрылась.
Неясный силуэт появился в поле моего зрения и исчез в аллее, ведущей к дороге. Был ли это Тони? Или Мэри? Я был не в состоянии определить это.
Я оставался несколько минут на своем наблюдательном посту. В доме наступила тишина. Потом я снова услышал скрип паркета на лестничной клетке, дверь отворилась и закрылась. Видимо, тревога миновала и Роза вернулась к себе.
Я ощупью добрался до кровати и посмотрел на светящийся циферблат моих часов, лежащих на ночном столике. Было десять минут второго.
Флосси повернулась ко мне спиной и крепко спала. С тысячей предосторожностей, чтобы не разбудить ее, я скользнул под одеяло.
Вероятно, на сей раз я быстро заснул. Я проснулся и пришел в себя от шума машины, которая на большой скорости подъехала по дороге к дому. Короткое мгновение свет фар появился в окнах и осветил комнату. Я тотчас же заметил, что Флосси почти лежит на мне.
Что-то застряло у меня в горле и мускулы мои напряглись. Ситуация становилась невыносимой; Я совершенно не был влюблен в Флосси, но она очень соблазнительна и я ведь не из дерева. Если бы у меня было к ней влечение, я сделал бы ее своей любовницей после того, как уволил с должности моей секретарши. Обе эти функции казались мне совершенно несовместимы. Но Флосси вполне устраивала меня как сотрудница, и я был уверен, что если бы я поступил иначе, то потом обязательно пожалел бы об этом. Мои чувства заглушали голос разума. Я уже почти протянул руку, чтобы дотронуться до ее груди, небольшой и крепкой, и тут она сама спасла положение. Она вдруг вздохнула и стала мечтать вслух: «Почему ты так глуп, Джек? Все прошло... Ничего не бойся...»
На меня вдруг напал приступ смеха и это дало мне силы оттолкнуть ее. Она совершенно естественно повернулась, а я встал, испытывая желание немного походить по комнате, чтобы обрести хладнокровие.
Я снова подошел к окну и взглянул сквозь занавески. Точно под окнами комнаты песок был освещен. В этот момент где-то в доме часы пробили три раза. Мне понадобилось совсем немного времени, чтобы понять, что свет исходил из кабинета мистера Лоувела, находящегося как раз под нашей комнатой. Когда же я понял это, свет исчез, но через несколько секунд он снова появился, гораздо более слабый.
Я очень любопытен и по природе, и по профессии. Мне сразу же захотелось узнать, кто это может находиться в кабинете моего клиента в три часа утра и по какой причине?
Я повернулся, отошел от окна и, подойдя к двери, •открыл ее. Потом немного постоял, прислушиваясь, и, не услышав ничего подозрительного, неслышными шагами вышел из комнаты, ступая по полу босыми ногами.
В коридоре и на площадке была полнейшая темнота. Я достиг противоположной стены и стал шарить по ней рукой. Нащупав лестницу, я быстро спустился, стараясь не производить шума.
В вестибюле я повернул направо в коридор и стал нащупывать дверь кабинета.
Внимательно прислушавшись, я различил какие-то приглушенные щелчки. Слабый свет пробивался из-под двери. С осторожностью индейца я повернул ручку.
Мне удалось приоткрыть дверь, не произведя ни малейшего шума. Щелканье прекратилось, и теперь я мог различить дыхание, прерывистое и тяжелое. Я бы солгал, если бы сказал, что чувствовал себя совершенно спокойно. Мое сердце сильно билось от страха,.но ни малейшего желания отступить у меня не было.
Я толкал понемногу дверь, постепенно отпуская ручку. Когда проход оказался достаточно широким, я заметил светящееся пятно на противоположной стене и на фоне этого пятна какой-то странный силуэт, в котором я без труда узнал Тони. Его рука держала ручку несгораемого шкафа, вмонтированного в стену.
Я сразу же почувствовал себя в порядке. Молодой Тони играл во взломщика. Он, вероятно, был совершенно уверен в том, что ему не грозит опасность, потому •. что не выказывал никакого беспокойства.
Я толкал дверь, моля небо, чтобы ее скрип не выдал моего присутствия.
Тони продолжал крутить диск, щелканье которого и донеслось до моего слуха. Я проскользнул в комнату и, не закрыв за собой дверь, прямо направился к креслу, расположенному справа от двери.
Я осторожно уселся в кресло, положив руки на колени, и стал наблюдать за юношей, за его странной работой.
Должен сказать, меня это очень забавляло. Я представлял себе реакцию этого подонка, когда он увидит меня. Я сидел так, может быть, с минуту, когда ему все же удалось открыть сейф.
С моего места отлично было видно содержание сейфа: несколько каких-то досье, футляр темного цвета, который он, не задумываясь, взял.
Повернувшись на месте, он положил футляр на стоявший рядом стул. Нажатие пальца, щелкание — и крышка приподнялась. В слабом свете карманного фонаря сверкнуло ожерелье, о котором мне говорил Роберт Лоувел.
Тони вынул ожерелье и положил его на стол. Потом закрыл футляр, вернул его в сейф, закрыл бронированную дверь, набрал комбинацию и торопливо сунул ожерелье в свой карман. Я решил, что настало время объявить о своем присутствии. Самым естественным тоном я бросил;
— Что ты собираешься делать с этим, Тони?
Он отшатнулся с восклицанием ужаса. Потом мое желание посмеяться сразу же пропало.
Ослепленный направленным на меня лучом фонаря, я все же сумел заметить в руке юноши револьвер 38 калибра. Холодный пот мгновенно, покрыл мое тело. Я все же нашел в себе силы улыбнуться и проговорить совершенно равнодушным тоном:
— Не делай глупостей, Тони. Ты же разбудишь весь дом.
Дуло оружия опустилось. Я видел, что он дрожит. Если я сейчас не допущу никакой ошибки, то я на правильном пути. Я медленно встал, избегая резких движений. С напряженными до предела нервами я подошел к нему и протянул руку к револьверу. Он не оказал никакого сопротивления. Я взял у него револьвер, и положил на стол. Потом, все также спокойно, я направился к двери и включил свет.
Позеленевший Тони казался совершенно ошеломленным.
— Отдай мне это ожерелье,— приказал я.
Он сразу послушался. Я взял драгоценность и сунул ее в карман, потом с улыбкой сказал:
— Я тебе не враг, Тони, и хочу, чтобы ты это понял. Но, думаю, ты согласен, что твое поведение по меньшей мере выглядит довольно странным? Что ты хотел с этим сделать?
Он понемногу приходил в себя. Я понял, что действовал достаточно быстро. Несколькими секундами позднее он вне всякого сомнения оказал бы яростное сопротивление. Лицо его перекосилось, и он ответил истерично:
— Я скажу моему отцу, что вы пришли в его кабинет в три часа утра.
Я расхохотался.
— Если ты скажешь ему это, ты вынужден будешь ему объяснить и все остальное. Я друг твоего отца, Тони, и он доверяет мне... Что ты хотел сделать с этим колье.
— Это вас совершенно не касается! — завопил он.
Я сделал предостерегающий знак рукой.
— Не кричи так, ты же разбудишь свою мать. Скажи мне лучше, что ты собирался сделать с этим колье, и мы, может быть, договоримся.
Он как-то сразу сник, и это было совершенно неожиданно. Плечи опустились, подбородок упал на грудь. Очень быстро он начал объяснять:
— Я хотел уехать отсюда вместе с Полли... Моя мать не давала мне денег и потому...
Он замолчал, и его лицо залилось краской. Я решил продолжить за него:
— И ты унес бы это ожерелье с целью продать его. А ты разве не знаешь, что это называется кражей?
Он одарил меня презрительным взглядом.
— Кража у собственных родителей не наказуется.