— С каких это пор ты вдруг стал так заботиться о Закари? Все это время это было только моей прерогативой.
— Похоже, что ты хочешь, чтобы я лишил тебя этой прерогативы, как его матери? Мне кажется, ты не очень интересуешься и беспокоишься о нашем сыне.
Она вскочила на ноги, ее глаза горели.
— Как ты смеешь сомневаться в моей любви к нему?
— Не испытывай моего терпения, — сказал я. — За последние годы я смотрел сквозь пальцы на тот путь, который ты избрала. Я не позволю тебе таких вольностей, когда дело касается Закари. Шарлотта либо остается, либо ты уезжаешь.
У нее отвисла челюсть.
— Ты предпочтешь мне женщину, которая вошла в нашу жизнь несколько дней назад?
— Да.
На секунду она в ужасе уставилась на меня, но ей стало ясно, что я говорю вполне серьезно. Затем я буквально воочию увидел, как в ее мозгу заработали шестеренки, и слезы, которых я терпеть не мог, находил просто невыносимыми, заполнили ее глаза.
— Бретт, как мы очутились в такой ситуации? Мы вместе выросли. Почему же я стала так мало для тебя значить? Мы же одна семья. Она нам совсем чужая. Я знаю, чем она занимается — настраивает тебя против меня.
Я не верил всему, что слетало с ее губ. Никогда я не встречал человека, который бы бесконечно крутил какие-то козни, как она со всеми.
— Джиллиан, что именно я для тебя значу?
— Я люблю тебя, Бретт, — страстно воскликнула она.
— Ты в этом уверена? — Спросил я, сняв свою маску.
И ее реакция сказала мне все, у нее не было времени, чтобы скрыть ее. Она содрогнулась... она содрогнулась всем телом у меня на глазах. Ее взгляд прошелся по глубоким, невыносимо уродливым шрамам, которые покрывали всю правую часть моего лица. Хотя они стали намного лучше, чем были вначале, но сморщенная, изуродованная кожа, изрезанная осколками стекла кувыркающейся машины, затем с силой инерции протащившая меня по тротуару, что в некоторых местах битумная крошка, будто бы въелась в кожу, оказалось для нее именно тем, что она все еще не могла принять.
— Теперь тебе все ясно? — Спросил я, снова надевая маску.
К моему удивлению, она направилась ко мне, подняв руку, чтобы дотронуться.
Я стукнул ее по руке прежде, чем она дотронулась до меня.
— Как ты смеешь?
Она вздрогнула от тона моего голоса.
— Ты ведь никогда меня не простишь, да?
— За что же? — Спросил я и убрал волосы с лица. — За то, что ты бросила меня в самый тяжелый момент моей жизни?
— Бретт, я тебя не бросала, — воскликнула она. — Я же здесь, я никуда не уехала. У меня была вполне нормальная реакция любого нормального человека. Любой нормальный человек отреагировал бы так же. — В ее глазах появилось лукавое выражение. — Ты думаешь, наша няня не отреагирует точно так же, если увидит тебя без маски?
Я нахмурился под маской. Ссориться с Джиллиан было глупой затеей. Она была слишком хороша в разных ссорах, вернее, она была королевой драм и ссор, поэтому я отвернулся.
— Не отворачивайся от меня, пожалуйста. Извини. Мне не следовало этого говорить. Я хочу поговорить о нас.
Я остановился и обернулся на нее. Мне нужно было решить эту проблему раз и навсегда, прежде чем удалиться из ее комнаты.
— Как я уже сказала, мне необходимо было время, чтобы все осознать... Приспособиться... Чтобы начать видеть тебя таким, каким ты был раньше.
Я рассмеялся.
— Да, твой метод адаптации состоял именно в том, чтобы начать страдать ху*ней, что тебе отлично удалось. Ты не любишь меня, Джиллиан. И никогда не любила. Ты вышла за меня замуж из-за моих денег, а я женился на тебе, потому что меня попросил твой отец, ты была тогда слишком легкомысленной, и я не знал тогда, что со мной будет сейчас.
Слезы покатились у нее по щекам.
— Бретт, твои слова слишком жестоки. Я всего лишь человек... мне позволено колебаться и разочаровываться. Мне также позволено осознать свои ошибки и меняться. Почему ты меня отталкиваешь?
— Никто тебя не отталкивает, — сказал я. — Вовсе нет. Перестань трахаться на право и на лево. Попытайся снова завоевать мое сердце... если ты так хочешь.
Ее взгляд оторвался от меня, я почти готов был рассмеяться во все горло.
— Что? Слишком тяжелая для тебя задача? Или ты наконец поняла, что на самом деле хотела бы, чтобы я пресмыкался у твоих ног за те крохи о нашем сыне, которые периодически ты мне бросала?
— Ты все еще любишь меня, Бретт, — заявила она. — Вот почему ты так на меня злишься.
Я покачал головой от ее высокомерия.