Ах, этот звон цепей, как много он значит для некоторых несчастных, потерявших рассудок людей!.. Даже в такой момент Фанни вряд ли удержалась бы от улыбки, если бы она не заметила у маленькой садовой калитки бедняжку Марту…
Да, разумеется, это была она, бледная, словно привидение… такой Фанни ее раньше не видела!.. Еле идет, вся дрожит… и в сущности такая маленькая, что даже Фанни с ее стальным сердцем, возможно, сжалилась бы над ней, если бы бедная безумица внезапно не произнесла имя своего безумия: «Андре!.. Андре!..»
Она звала своего дорогого призрака… свое преданное привидение… И, наверное, видела его, потому что слышала то, чего никто не слышал, а значит, могла видеть то, чего никто не видел… Протягивая руки навстречу своему сновидению, несчастная женщина двинулась к реке… продолжая звать: «Андре!.. Андре, ты здесь?..»
И со спины к ней, словно подстерегающая добычу тигрица, подкралась Фанни. Оставался всего один шаг, и она бы дотянулась до жертвы, одно движение, и тело полетело бы в реку.
Но Фанни не сделала этот шаг, не сдвинулась с места… она чуть не закричала от ужаса: «Призрак явился!..»
XXХ
Бегство
Она узнала его по ране на виске; впрочем, лицо его было освещено лунным светом, пробивавшимся сквозь ветви. Это был Андре. Его прекрасные глаза, казалось, ставшие еще больше, с бесконечной печалью смотрели на Марту, его бледное красивое лицо, изможденное и страдальческое, еще больше осунулось, на все это Фанни обратила внимание, хоть и смутно различала его контуры, что терялись в ночном тумане, плывущем вдоль берега.
На нем был широкий плащ, точнее, бесцветное тряпье, ниспадавшее с плеч и терявшееся в ночной дымке. Он сидел в старой лодке и видел только Марту.
Если Фанни, заметив призрака Андре, не завопила от ужаса, то лишь потому, что звук отказался вылететь из ее открытых уст. Крик ужаса живых при виде оживших мертвецов застыл в ее сжавшемся горле; и, зашатавшись, словно ей нанесли сильнейший удар, на секунду оглушивший ее, она повернулась и в отчаянии бросилась бежать.
Она миновала осиновую рощицу, добежала до березового леска… она мчалась все дальше и дальше, пока не прибежала на опушку леса. Она боялась обернуться, боялась увидеть, что ее преследует ужасный призрак… ибо иногда ей казалось, что за спиной раздается грозное позвякивание цепей…
Но на минуту она все же остановилась и, прислонившись к дереву, дала отдохнуть – на минуту, всего одну минуту – своему бедному телу, всему своему жалкому разбитому существу…
Долго она не задержалась; словно обезумевший зверь, затравленный собаками, она бежала, слыша вокруг себя звон цепей, гремящих и громыхающих на ногах мертвецов!..
Когда же она, наконец, подбежала к стене, окружавшей парк, ее снова объял ужас: по дороге двигалось странное существо, чья тень уродливо корчилась в лунном свете…
Но именно благодаря этому существу она, позабыв безумие, пришла в себя. Она узнала колченогого Проспера, что размахивал своим костылем.
Она позвала его, радуясь, что встретила живого человека… и этот человек еще не бывал в царстве мертвых!..
Но калека посмотрел на нее так, словно видел ее впервые, и стал быстро удаляться, жутко и неуклюже отставляя ногу и потрясая над головой костылем; он издавал зловещий звук, единственный доступный его бесформенному рту, изуродованному заячьей губой: «У! У! У! У!»
Фанни прислонилась к стене парка; она была почти дома. Она только что узнала этого несчастного идиота, о котором приказала позаботиться, когда его доставили с поврежденной ногой в замок; она помнила, что, не дожидаясь следующего дня и полного выздоровления, он сбежал, боясь, как бы ему не причинили зло… Вот она и перестала слышать ужасающую песнь цепей…
К ней вновь вернулась способность рассуждать, она отыскала неприметную калитку, вернулась в парк и, войдя в низенькую дверь в башне Изабеллы, прошла к себе в комнату…
Оказавшись у себя, она зажгла все имевшиеся светильники, и, вспомнив, как она шла, что видела… убедила себя, что испугалась обыкновенной тени…
XXXI
Жак и Фанни мыслят одинаково
Но, если подумать, действительно ли она испугалась тени?
Об этом-то Фанни и думала на следующее утро после своей бесславной вылазки.
Неужели она, с ее трезвым умом, не поддающимся болезненному влиянию ни Марты, ни мужа, она, Фанни, которая вообще мало во что верила и ничего не боялась, видела призрак?!