Работника устроил ответ, он смягчился и продолжил внимательнее слушать Виктора.
– И сегодня я бы хотел надеть браслет помощнице сто тысяч не потому, что я не понимаю её, а потому что люблю, и назвать именем родного человека. Прошу любить и жаловать, Виктория Бросова!
Настоящая Виктория застыла и не смогла вымолвить ни слова. Зал был растерян, ведь никто не ожидал, что помощнику дадут имя.
– Витуша, выйди, пожалуйста, на сцену, – попросил Виктор с застывшими слезами.
Виктория в недоумении шагнула по ступеням, остановилась на мгновение, словно передумала подниматься. Зал зашумел, с моей стороны раздался одобрительный свист. Виктория сделала шаг и вдвое ускорилась.
Виктор надел помощнице браслет, она подняла на него лицо с потёкшей тушью и прошептала:
– Я пойду? Уведите меня отсюда, прошу! Мне так страшно, что они пялятся на меня, так страшно! Я не выдержу!
– Ещё немножечко, совсем чуть-чуть! Постой с нами минуту.
– У меня ступни стёрты в кровь.
– Хорошенькая, хватит жаловаться. Я ведь тоже не люблю разговаривать, а приходится. Вот, улыбнись Витуше, она так рада тебя видеть!
– Ну, ну, рада она видеть.
– Конечно. А ты сомневаешься?
Помощница незаметно коснулась шеи, и её всю передёрнуло от жгучей боли.
Виктория сказала Виктору громко-громко, чтобы все услышали:
– Вы же не обещаете, что будете любить, пока смерть не разлучит нас? Я планировала погулять, перед тем как строить семью, но вы добрый человек, и если я вам откажу, то вскоре очень сильно пожалею об этом.
– Я не намного старше тебя, – рассмеялся Виктор громко сквозь слёзы.
– На целых восемнадцать лет, – подчеркнула Виктория и добавила игриво: – Вы мне нравитесь. Что уж тут таить, сильно нравитесь! Но я не готова дать ответ. Чуть позже и не при камерах.
– Меня устраивает уже сам факт того, что я тебе небезразличен. Раздумывай сколько угодно, я подожду.
Помощница стала никому ненужной, а потому потускнела совершенно. Я подозвал её и предложил довести до комнаты, и она согласилась.
Еле как она брела рядом со мной, то и дело проверяя шею. Перед комнатой помощница спросила меня заговорщицким тоном:
– Вы верите, что она настолько хорошо относится к Виктору, сколько говорит о нём?
– Не знаю, я не задумывался. А тебе какое дело?
– Самое что ни на есть понятное! Он обещал, что не забудет обо мне, а сам отвлёкся на девушку.
– Почему бы тебе не спросить Викторию напрямую? Она не ужалит.
– Руку по локоть откусит зато! Не буду ничего спрашивать.
– Тогда не ной и не плачься. Я чужой человек.
– Но ведь вы зашли в гардероб зачем-то.
Помощница скривилась, со злости рванула бусы, и они рассыпались по полу.
– Были единственным, кто спросил, что у меня болит.
– Ты хныкала громче младенца, а я не особо отношусь к малышам. И вообще, глупый у нас получается разговор, и ты глупая и трусливая, раз боишься спрашивать о том, что тебя гложет.
– Сами вы такой!
– Как скажешь, – отозвался я кисло и ушёл к Виктору без всякого желания что-либо делать.
Я с лёгким волнением договорил речь, и вечер закончился. Виктория сумела украсть Виктора, и они уединились в его кабинете на шестом этаже.
Гости разошлись, а вместе с ними куда-то подевались и работники, которые должны были остаться убирать зал.
Водопад по стеклу не давал наступить оглушительной тишине.
Я позвал людей, но мне не ответили. Тогда я вышел на улицу и обогнул пустынный центр.
Из раскрытого окна на этаже, полностью занятого помощниками, донёсся дикий крик. Мне было жутко от мысли, что с кем-то случилась беда, и я ринулся по лестнице через чёрный вход, а как только добежал, то увидел помощницу сто тысяч, ползущую на четвереньках по коридору в разорванном платье. За нею медленно вышагивала Виктория с железным ломом в крови.
– Что ты творишь, дура? Остановись!
У меня временно помутился рассудок, и я выхватил лом Бросовой и встал между нею и помощницей, у которой вырывались хриплые стоны из груди. Она умирала, и было неважно человек она или нет. Я страшился холодного гнева Виктории и её лица, которое ничего не выражало. Как только она приблизилась, я инстинктивно махнул ломом, но рассёк только воздух, а затем взвалил отяжелевшую помощницу на плечи.
– Сдался ты мне! Я тебя не убью. Просто решила припугнуть, как и Виктора, чтобы он перестал нести чушь о правах помощников и их именах, – сообщила Виктория без сожаления. – Но с ним я перестаралась.
– Зачем же ты это сделала?
– Для того, чтобы доказать, что человек был, есть и будет выше всякого другого живого существа. Я лишь за то, чтобы наши же создания видели в нас, в первую очередь, хозяев, а не друзей или врагов. Как и говорил Виктор, мы жестоки и бываем грубы по отношению к помощникам, но мы имеем право пользоваться ими, как захочется, потому что мы их творцы, а они наши творения.