— Франкфурт? — удивился Ральф. — Черт возьми, что ты там забыл?
И он посвятил его в свой, так сказать, «план». В четыре часа Ральф звонит Бигги и сообщает, что Богус «здорово надрался и лезет драться». Бигги вешает трубку.
Ральф звонит снова. Он предлагает Бигги немедленно приехать на машине вместе с Кольмом, чтобы они вместе могли засунуть Богуса в багажник.
После того как она опять вешает трубку, Ральф подбивает троих молчаливых посетителей бара создать видимость шумной ссоры, на фоне которой он еще раз пытается позвонить. Но этот звонок остается без ответа в течение целых пяти минут, а тем временем Богус, почти утративший надежду, прячется за кустом на безукоризненно ухоженной лужайке мистера Фитча. Наконец он видит, как Бигги и Кольм покидают дом.
Ральф встречает Бигги у дверей бара и вешает ей на уши историю о крови, пиве, зубах, «скорой помощи» и полиции, пока Бигги не догадывается, что ее водят за нос, тут она решительно проходит мимо Ральфа в бар. Какая-то пьяная девушка играет в пинбол, совершенно одна; у двери двое мужчин в подпитии ведут задушевную беседу. Бигги спрашивает у Бенни, была ли здесь драка.
— Да, где-то пару месяцев назад… — начинает Бенни.
Когда Бигги вылетает пулей из бара, она обнаруживает, что Ральф отогнал куда-то машину и прогуливается с Кольмом по тротуару. Пакер не желает говорить ей, куда он дел машину, пока она не пригрозила ему полицией.
К тому времени, когда она возвращается домой, Богус уже побывал здесь и ушел.
Он забрал свой магнитофон и все свои записи, свой паспорт, но не взял свою пишущую машинку и бумаги с переводом «Аксельта и Туннель». Бог знает почему.
Он опустошил холодильник — отнес всю еду в подвал для Бесстрашной Мыши; он уничтожил мышеловку.
Рядом с подушкой Кольма он оставил игрушечную утку с настоящими перьями, ручной работы амишских фермеров. Эта утка стоила $15.95, намного дороже любой, когда-либо купленной Трампером игрушки.
Рядом с подушкой Бигги он положил новую чековую книжку с оставшейся на счете суммой в $1612.47 и большой розово-лиловый французский бюстгальтер нужного размера. На одной из выпиравших чашечек он пристроил записку: «Биг, никто не виноват, честное слово».
Это было все, что обнаружила вернувшаяся домой Бигги. Разумеется, она не знала об остальных завершенных им делах. Если бы мистер Фитч пожелал посплетничать, он мог бы рассказать Бигги о Трампере, роющемся в мусорных бачках за его домом и извлекающем оттуда выброшенную утку, которая к тому моменту уже начала разлагаться. Фитч не выразил удивления, когда Трампер завернул утку в пластиковый пакет. Фитч также не стал докладывать, как Трампер искал прочную коробку, в которую он впихнул содержащий утку пакет вместе с запиской: «Уважаемый сэр, пожалуйста, пересчитайте вашу сдачу».
Бандероль была отправлена отцу Богуса.
Наблюдая из-за куста Фитча за предвещающим бурю возвращением Бигги, Богус решил немного покрутиться возле дома, чтобы убедиться, что она не выпрыгнет из окна. Наблюдая вместе с миссис Фитч сквозь занавеску за Богусом, Фитч проявил недюжинную сообразительность: он понял деликатность ситуации и удержался от того, чтобы выйти на порог и отпустить какое-нибудь неподходящее замечание. Обернувшись назад, Богус увидел подсматривающую за ним пожилую пару и помахал им; они помахали ему в ответ. «Добрый старина Фитч. Должно быть, он годами суетился в своем статистическом бюро, но теперь он ни во что не вмешивается. Не считая своей лужайки, этот человек знает, как отойти от дел».
Позже Богус зашел в библиотеку, где перерыл все в своем малоиспользуемом кабинете, хотя он заранее знал, что не найдет ничего такого, что ему захотелось бы взять с собой. Его сосед по рабочему месту, М.У. Зантер, застал Трампера «выводящим каракули на чистом листе бумаги», как он доложил позже. Зантер хорошо это запомнил, потому что, когда Трампср покинул библиотеку, он тут же прокрался в кабинет Трампера, чтобы прочесть написанное. Но на самом деле Богус спрятался в конце прохода. То, что увидел Зантер, было не чем иным, как черновым наброском начала поэмы о Гарри Петсе, с непристойным корявым рисунком, а также широко выведенной «Волшебным Маркером» поверх настольной промокательницы надписью: «Привет, Зантер! Ты уже бежишь читать?»
— Я заметил одну вещь, — заявил доктор Вольфрам Хольстер, руководитель диссертации Трампера, — глупые выходки обычно хорошо продуманы заранее. — Но это он сказал значительно позже; к тому времени он был уже совершенно одурачен.
Трампер позвонил доктору Хольстеру, умоляя отвезти его в ближайший аэропорт Айовы с самым коротким сообщением с Чикаго. Этим аэропортом оказался Седар Рапиде, расположенный в сорока пяти минутах езды от Айова-Сити. Но доктор Хольстер не имел привычки культивировать близкие отношения со своими студентами.
— Это крайне необходимо? — спросил он.
— Умер член моей семьи, — сказал ему Трампер. Они почти доехали до аэропорта, Трампер не проронил за всю дорогу ни слова, тогда Хольстер спросил:
— Ваш отец? — Что?
— Ваш отец, — повторил Хольстер. — У вас умер отец?..
— Нет, я сам, — сказал Трампер. — Это я умер для моей семьи…
Хольстер продолжал вести машину, поддерживая вежливую паузу.
— И куда же вы едете? — спросил он немного погодя.
— Я хотел бы рассыпаться прахом на чужбине, — ответил Трампер.
Хольстер помнил эту строчку; это был трампе-ровский перевод поэмы «Аксельт и Туннель». Во время сражения при Плоке Аксельту приносят весть, что его жена Туннель и сын Аксельрульф подло убиты и расчленены на части в их замке. Тогда отец Аксельта предлагает отложить задуманное ими вторжение в Финляндию.
«Я хочу рассыпаться прахом на чужбине», — говорит Аксельт своему отцу.
Таким образом доктор Хольстер заподозрил в Трампере некоторую театральность.
Но на самом деле то, о чем Хольстер даже не подозревал, было куда интереснее. Весь этот отрывок — сражение у Плока и то, что Туннель и сын Аксель-рульф подло убиты и расчленены, а также высказывание Аксельта — полная ахинея. Трампер потерял нить сюжета и, будучи вынужденным представить Хольстеру свой новый перевод, все это выдумал.
Позже он задумал оживить Аксельрульфа и Гун-нель: мол, все произошло из-за путаницы в именах.
Так что в любом случае выданная Трампером строка являлась его собственной.
— Я хотел бы рассыпаться прахом на чужбине. Реакция Хольстера, должно быть, поразила Трампера.
— Желаю вам хорошо провести время, — сказал ему на прощание доктор Вольфрам Хольстер.
Рейс «Люфтганзы» до Франкфурта при вылете из Чикаго оказался наполовину пустым. Еще несколько пассажиров подсели в Нью-Йорке, и все же незанятых мест оставалось больше чем достаточно. Но, несмотря на это, стюардесса «Люфтганзы» уселась именно рядом с Трампером. «Возможно, я похож на человека, которого вот-вот стошнит», — подумал Трампер и действительно почувствовал тошноту.
Стюардесса не слишком хорошо говорила по-английски, но Богусу пока не хотелось переходить на немецкий. Скоро он еще на нем наговорится.
— Это ваш перрвый полед? — чувственно-гортанным голосом спросила она. «Большинство людей даже не догадываются, как прекрасен немецкий язык», — пришло на ум Трамперу.
— Я давно не летал, — ответил он стюардессе, желая, чтобы его внутренности перестали сжиматься и вертеться одновременно с самолетом.
Над Атлантикой они опустились ниже, потом поднялись, потом снова спустились.
Когда зажглась надпись: «ПОЖАЛУЙСТА, ПРИСТЕГНИТЕ РЕМНИ», очаровательная стюардесса расстегнула свой.
— Ну вот, мы и взлетели, — сказала она.
Но прежде чем она успела встать, Трампер чуть не бросился мимо нее в проход, позабыв, что его ремень остался застегнутым. Его резко дернуло к ней, и он толкнул стюардессу обратно в кресло. Содержимое его желудка вывернулось прямо ей на колени.