Когда, вслед за Игнатовым, Прошка вошел в круг, все разговоры смолкли. Матросы теснее сомкнулись, и взоры всех устремились на вора.
Для начала допроса Игнатов первым делом со всего размаху ударил Прошку по лицу.
Удар был неожиданный. Прошка слегка пошатнулся и безответно снес затрещину. Только лицо его сделалось еще тупее и испуганнее.
- Ты сперва толком пытай, а накласть в кису успеешь! - сердито промолвил Лаврентьич.
- Это ему в задаток, подлецу! - заметил Игнатов и, обратившись к Прошке, сказал: - Признавайся, сволочь, ты у меня золотой из сундука украл?
При этих словах тупое Прошкино лицо мгновенно осветилось осмысленным выражением. Он понял, казалось, всю важность обвинения, бросил испуганный взгляд на сосредоточенно-серьезные недоброжелательные лица, и вдруг побледнел и как-то весь съежился. Тупой страх исказил его черты.
Эта внезапная перемена еще более утвердила всех в мысли, что деньги украл Прошка.
Прошка молчал, потупив глаза.
- Где деньги? Куда ты их спрятал? Сказывай! - продолжал допросчик.
- Я денег твоих не брал! - тихо ответил Прошка.
Игнатов пришел в ярость.
- Ой, смотри... до смерти изобью, коли ты добром не отдашь денег!.. сказал Игнатов и сказал так злобно и серьезно, что Прошка подался назад.
И со всех сторон раздались неприязненные голоса:
- Повинись лучше, скотина!
- Не запирайся, Прошка!
- Лучше добром отдай!
Прошка видел, что все против него. Он поднял голову, снял шапку и, обращаясь к толпе, воскликнул с безнадежным отчаянием человека, хватающегося за соломинку:
- Братцы! Как перед истинным богом! Хучь под присягу сичас! Разрази меня на месте!.. Делайте со мной, что вгодно, а я денег не брал!
Прошкины слова, казалось, поколебали некоторых.
Но Игнатов не дал усилиться впечатлению и торопливо заговорил:
- Не ври, подлая тварь... Бога-то оставь! Ты и тогда запирался, когда у Кузьмина из кармана франок вытащил... помнишь? А как у Леонтьева рубаху украл, тоже шел под присягу, а? Тебе, бесстыжему, присягнуть, что плюнуть...
Прошка снова опустил голову.
- Винись, говорят тебе, скорее. Сказывай, где мои деньги? Нешто я не видел, как ты около вертелся... Сказывай, бессовестный, зачем ты в палубе шнырял, когда все отдыхали? - наступал допросчик.
- Так ходил...
- Так ходил?! Эй, Прошка, не доводи до греха. Признавайся.
Но Прошка молчал.
Тогда Игнатов, словно бы желая испробовать последнее средство, вдруг сразу изменил тон. Теперь он не угрожал, а просил Прошку отдать деньги ласковым, почти заискивающим тоном.
- Тебе ничего не будет... слышишь?.. Отдай только мои деньги... Тебе ведь пропить, а у меня семейство... Отдай же! - почти молил Игнатов.
- Обыщите меня... Не брал я твоих денег!
- Так ты не брал, подлая душа? Не брал? - воскликнул Игнатов с побледневшим от злобы лицом. - Не брал?!
И с этими словами он, как ястреб, налетел на Прошку.
Бледный, вздрагивающим всем съежившимся телом, Прошка зажмурил глаза и старался скрыть от ударов голову.
Матросы молча хмурились, глядя на эту безобразную сцену. А Игнатов, возбужденный безответностью жертвы, свирепел все более и более.
- Полно... Будет... будет! - раздался вдруг из толпы голос Шутикова.
И этот мягкий голос точно сразу пробудил человеческие чувства и у других.
Многие из толпы, вслед за Шутиковым, сердито крикнули:
- Будет... будет!
- Ты прежде обыщи Прошку и тогда учи!
Игнатов оставил Прошку и, злобно вздрагивая, отошел в сторону. Прошка юркнул вон из круга. Несколько мгновений все молчали.
- Ишь ведь, какой подлец... запирается! - переводя дух, проговорил Игнатов. - Ужо погоди, как я его на берегу разделаю, коли не отдаст денег! грозился Игнатов.
- А может, это и не он! - вдруг тихо сказал Шутиков.
И та же мысль, казалось, сказывалась на некоторых напряженно-серьезных, насупившихся лицах.
- Не он? Впервые ему, что ли?.. Это беспременно его дело... Вор известный, чтоб ему...
И Игнатов, взяв двух человек, ушел обыскивать Прошкины вещи.
- И зол же человек на деньги! Ох, зол! - сердито проворчал Лаврентьич вслед Игнатову, покачивая головой. - А ты не воруй, не срами матросского звания! - вдруг прибавил он неожиданно и выругался - на этот раз, по-видимому, с единственной целью: разрешить недоумение, ясно стоявшее на его лице.
- Так ты, Егор, думаешь, что это не Прошка? - спросил он после минутного молчания. - Кабысь больше некому.
Шутиков промолчал, и Лаврентьич больше не спрашивал и стал усиленно раскуривать свою короткую трубочку.
Толпа стала расходиться.
Через несколько минут на баке стало известно, что ни у Прошки, ни в его вещах денег не нашли.
- Запрятал, шельма, куда-нибудь! - решили многие и прибавляли, что теперь Прошке придется худо: Игнатов не простит ему этих денег.
V
Нежная тропическая ночь быстро спустилась над океаном.
Матросы спали на палубе - внизу было душно, - а на вахте стояло одно отделение. В тропиках, в полосе пассата, вахты спокойные, и вахтенные матросы, по обыкновению, коротают ночные часы, разгоняя дрему беседами и сказками.
В эту ночь, с полуночи до шести, на вахте довелось быть второму отделению, в котором были Шутиков и Прошка.
Шутиков уж рассказал несколько сказок кучке матросов, усевшихся у фок-мачты, и отправился покурить. Выкуривши трубку, он пошел, осторожно ступая между спящими, на шканцы и, разглядев в темноте Прошку, одиноко притулившегося у борта и поклевывавшего носом, тихо окликнул его:
- Это ты... Прошка?
- Я! - встрепенулся Прошка.
- Что я тебе скажу, - продолжал Шутиков тихим и ласковым голосом: ведь Игнатов, сам знаешь, человек какой... Он тебя вовсе изобьет на берегу... безо всякой жалости...
Прошка насторожился... Этот тон был для него неожиданностью.
- Что ж, пусть бьет, а я евойных денег не касался! - ответил после короткого молчания Прошка.
- То-то, он не верит и, пока не вернет своих денег, тебе не простит... И многие ребята сумневаются...
- Сказано: не брал! - повторил Прошка с прежним упорством.
- Я, братец, верю, что ты не брал... Слышь, верю, и пожалел, что тебя занапрасно давеча били и Игнатов еще грозит бить... А ты вот чего, Прошка: возьми ты у меня двадцать франоков и отдай их Игнатову... Бог с ним! Пусть радуется на деньги, а мне когда-нибудь отдашь - приневоливать не стану... Так-то оно будет аккуратней... Да, слышь, никому про это не сказывай! прибавил Шутиков.
Прошка был решительно озадачен и не находил в первую минуту слов. Если б Шутиков мог разглядеть Прошкино лицо, то увидел бы, что оно смущено и необыкновенно взволновано. Еще бы! Прошку жалеют, и мало того, что жалеют, еще предлагают деньги, чтобы избавить его от битья. Это уж было слишком для человека, давно не слыхавшего ласкового слова.
Подавленный, чувствуя, как что-то подступает к горлу, молча стоял он, опустив голову.
- Так бери деньги! - сказал Шутиков, доставая из. кармана штанов завернутый в тряпочку весь свой капитал.
- Это как же... Ах ты, господи! - растерянно бормотал Прошка...
- Эка... глупый... Сказано: получай, не кобянься!
- Получай?! Ах, братец! Спасибо тебе, добрая твоя душа! - отвечал Прошка дрогнувшим от волнения голосом и вдруг решительно прибавил: - Только твоих денег, Шутиков, не нужно... Я все же чувствую и не хочу перед тобой быть подлецом... Не желаю... Я сам после вахты отдам Игнатову его золотой.
- Так, значит, ты...
- То-то я! - чуть слышно промолвил Прошка. - Никто бы и не дознался... Деньги-то в пушке запрятаны...