Я не ведаю боли и не опасаюсь перелома костей, поскольку у меня их просто нет.
Я плыву, и моя голова неторопливо поворачивается то в одну, то в другую сторону в такт движению хвоста. Мои глаза неустанно выискивают жертву. Я описываю круг за кругом, словно в ритуальном танце. В моих плавных движениях нет агрессивности, и все же я навожу страх. Серо-голубая окраска моего тела, зубы и серповидный хвост служат одной цели — убийству. В длину я почти 3 метра. Каждая из моих челюстей вооружена семью рядами острых зубов, и если по несчастью один из них ломается, то на его месте вырастает другой. Вот почему вы называете мою пасть «револьверной». Я могу развить скорость до 30 узлов. Словом, я как нельзя лучше приспособлена к жизни в океане.
Наше племя столь многочисленно, что истребление со стороны нашего смертельного врага — человека — полностью исключено. Почти все мы, включая самых малых из нас, длиной полметра, очень опасны. С тех пор как мы появились в водах планеты Земля 400 миллионов лет назад, вы, люди, так и не нашли надежного средства защиты от нас. Я — машина, созданная природой для того, чтобы убивать. Хотя мое рыло выступает намного вперед над нижней челюстью, это не мешает мне успешно атаковать мою жертву. Когда я открываю пасть, нижняя челюсть выдается вперед, а рыло задирается вперед и вверх, образуя почти прямой угол со спиной. В этот момент моя пасть подобна волчьему капкану со множеством острых сверкающих зубцов, которые превращаются в пилу, когда я вонзаю их в свою добычу. При этом я использую вес жертвы, пытающейся освободиться. Я сдвигаю нижнюю часть челюсти в стороны и с легкостью выхватываю огромные куски мяса.
Мы снабжены очень чувствительной нервной системой, способной улавливать даже незначительные колебания воды и распозна-
вать их источник. Мы часто появляемся неожиданно, привлеченные резкими движениями человеческих конечностей в воде У нас необыкновенно развито обоняние. На огромном расстоянии мы чувствуем запах крови, растворенной в воде даже в небольшой концентрации. Аквалангист, загарпунивший рыбу и привязавший ее к поясу, почти всегда становится нашей жертвой. Человек заблуждается, если думает, будто у нас слабое зрение. Наоборот, наши глаза устроены таким образом, что отлично видят на расстоянии. Я представляю собой поистине устрашающее зрелище, когда зловещей тенью надвигаюсь на пловца — полураскрытая белая пасть и темный спинной плавник. Иногда я приближаюсь к людям, привлеченная не запахом и не звуками, а благодаря своему острому зрению. Но это не означает, что
я плохо слышу. Доказательство тому — моя реакция на звуки, которые издает работающий аквалангист. Тут иногда мною движет простое любопытство. И совсем не обоснован пресловутый совет кричать в воде, если хочешь отпугнуть акулу. Наоборот, услышав крики, я нападаю на человека.
Мое неистовое поведение при виде жертвы вселяет в нее ужас и чувство полной беспомощности. Когда стая моих сородичей
бросается к месту, где только что было совершено нападение,
их невозможно остановить.
Мы вынуждены плыть, не останавливаясь, день и ночь. Ведь у нас нет плавательного пузыря, и мы не можем неподвижно «висеть» на глубине. Нам все время надо прилагать усилия к тому, чтобы не пойти ко дну. Если мы хоть на миг прекратим волнообразные движения хвоста и плавников, мы не сможем преодолеть силу, которая неумолимо тянет нас вниз на грунт.
Раз в году я выбираю себе участок океана и становлюсь
его полновластной хозяйкой. Однако это не означает, что другие акулы не могут вторгаться в пределы моих владений. Я допускаю сюда своих сородичей на условиях, что они будут питаться только «остатками с барского стола» и то в моем присутствии. Иногда, правда, жертва бывает столь велика, что хватило бы на дюжину нас, но я просто не могу вынести, чтобы какая-нибудь акула пожирала ее с другого конца. Если же кто-нибудь из них отказывается подчиниться этому закону, немедленно начинается смертельный бой.
Когда я испытываю сильный голод, я готова вцепиться зубами во все, что угодно, будь то рыбацкий кухтыль, распорная доска, гребной винт или же кто-нибудь из моих собратьев. Однако я быстро насыщаюсь, и пища, которую я заглотила, дает мне возможность не заботиться о питании еще несколько недель. Время от времени я перевариваю небольшое количество пищи, держа остальное «про запас».