— «Нет же! Это слишком сложно! Мы переписывались и передавали эту вещь через отверстие для рояля!» — я снова стала жестикулировать. У меня наконец-то появился шанс расправиться с этим недоразумением и наконец-то заснуть спокойно. Конечно, это не отведёт от меня всей беды и, всё же, так как мы живём в одном доме (из которого он точно вылетит как только я стану законной хозяйкой), мы обязательно столкнёмся. Но, во всяком случае, я буду уверена, что за мной никто не будет подглядывать.
— Что она пытается сказать? — Миллисент кивнула Чарльзу спокойно, хотя в её мыслях я прочитала некий страх и удивление. Конечно, если бы я увидела кого-то, также хаотично жестикулирующего, определённо сочла бы за человека, которым всё ещё не занялся доктор.
— Она говорит, что так и было. Частично. Мы так увлеклись разговором, что для нас это казалось сущей мелочью. Я же сидел прямо у неё под дверью. Фаддей должен был меня заметить. Впрочем, он сделал вид, что ничего не видел.
Я была злой, очень злой. Только что на моих глазах разрушился единственный шанс предотвращения любых подглядываний и посягательств на мою честь. Изначально, я была готова летать на крыльях радости, однако некто, именуемый Чарльзом Блэйком, одной своей речью отрезал их, не забывая о том, что нужно вырвать из спины даже небольшие перья, чтобы эти же самые крылья не выросли снова. Он всего лишь пользуется привилегией того, что у него есть голос, а у меня — нет. Ничего. Грядёт время, когда хозяйкой этого дома стану я.
— В таком случае, я должна сделать тебе, дорогой Чарли, первое и последнее замечание. Если подобный инцидент повторится снова, я вынуждена буду идти на крайние меры и от экзаменов до экзаменов тебе придётся жить не в моём уютном доме, а в городе, улавливая каждую пылинку в промышленной местности!
— Да, госпожа Гест, — Чарльз тут же стал серьёзным, однако на лице оказалась тень вины, будто он и правда сожалел о произошедшем. Или действительно сожалел? Что за наказание? Я ведь не могу прочесть его мысли, не могу убедиться в том, правда это или нет. Кажется, без своего дара я становлюсь совсем беспомощной и от этого мне не так хорошо, как хотелось бы. Это произошло со мной впервые. И впервые я чувствую себя такой беззащитной. Этот человек мне незнаком, и, пусть я имею некоторые предположения на его счёт, мне нужны гарантии. Гарантии, которых нет. Моя мать говорила, что мужчины весьма вертливы, чего бы дело не касалось и в общении с ними нужно опираться на опыт. Но что, если его нет? Я всегда использовала чтение мыслей и знала, кому нужно резко заявить о своих намерениях, а кого — не кормить напрасными обещаниями. Таких было несколько, пусть мне всего-то двадцать один. Суть в том, что я всегда знаю, что делать и как поступать, руководствуясь чтением мыслей. Сейчас же, когда этот Чарльз нарушает всю построенную мной систему, мне некуда деться. Я не знаю, что он думает, а, значит, не знаю, каковы его настоящие намерения. И как мне жить теперь? Я должна узнать, почему это происходит и, самое главное, как пробиться сквозь эту защиту.
— А вам, дорогая племянница, я дам дельный совет: закрывайте вашу дверь крепче, тем более когда переодеваетесь, — она выкинула стопку бумаг в небольшую корзину. Обычно, туда отец выкидывал то, что стоило сжечь в камине на первом этаже. — Лучше бы вы так страстно думали не о переписках, а о том, что станете дарить Энни и Лукасу на их день рожденья. Уже через восемь дней, напоминаю. На случай, если вы всё ещё не сподобились подготовить подарки. Ступайте. Оба.
Как только мы вышли из кабинета, я тут же схватила юношу за плечо. У меня было слишком много вопросов, а ответы могли мне не понравиться. В любом случае, я решила, что не стану раскрывать своих способностей. Скорее всего, я смогу узнать это как-то иначе, без прямого вопроса. Вот только как? Остальные же вопросы, полагаю, либо были не своевременными, либо нужно было их правильно подать. Но кое-что я всё-таки решилась спросить:
— «Откуда вы знаете язык немых?» — один из самых очевидных вопросов и самых простых из тех, которые вертелись у меня в голове. Вопрос вполне оправдан и может расположить его ко мне. И тогда я смогу узнать намного больше, получить намного больше ответов.
— Вы заинтересовались моей биографией? — кажется, ему доставляло удовольствие отвечать вопросом на вопрос. Но сейчас я сдержусь.
— «Всего лишь излишнее любопытство — не более», — тут же ответила я. Мне нужно было избавить его от любых иллюзий. Иначе, чувствую, это породит ещё больше недопониманий и подсматриваний.
— Любопытства без интереса не бывает, — хитро, но в то же время радостно улыбнулся он. Даже здесь он смог сделать свои выводы, хотя, казалось бы, что здесь можно было придумать? Думаю, такой вопрос вполне нормален, учитывая, что язык немых знает далеко не каждый второй. Но, всё же, он продолжил: — Один мой хороший друг, сын одной из горничных в доме госпожи Гест, был немым. Поэтому мне пришлось выучить немного больше. Это всё, что вас интересует? Потому, что я хотел бы, чтобы ваш поток вопросов обо мне, вызванный «излишним любопытством», никогда не заканчивался.
— «Не зазнавайтесь», — наверное, даже по моему лицу было видно, что я не довольна происходящим. — «Я и так прекрасно понимаю, почему вы не перевели мою фразу о рояле. Не беспокойтесь, я сама вполне могу позаботиться о том, чтобы вы не подглядывали за мной и больше никогда не появились в моей комнате, кроме как через дверь. Мне интересно лишь то, почему бумаги были найдены в саду, ведь я, помнится, бросила ими в вас. Как они перенеслись за порог вашей комнаты?».
— А этого, — он приблизился ко мне слишком близко, чтобы это можно было воспринимать как жест от человека, лишь заинтересованного в подглядывании. Но, к сожалению, уклониться мне не удалось. Он будто парализовал меня. — Этого пока что вам знать не стоит.
— «Пожалуйста, прекратите. Я не хочу побывать в кабинете тётушки ещё раз», — к счастью, расстояние между нами было достаточно, чтобы я задействовала руки для жестов, не отодвигая его от себя. Это слишком. Он заходит слишком далеко. Снова.
— Простите, если причиняю вам неудобства, однако, меня всего лишь заинтересовала точка около вашего глаза, — к сожалению, я не знала, отговорка это или правда. Однако, притронувшись к коже рядом с веком, и правда почувствовала какую-то соринку. Не представляю, каким образом она приклеилась, но, в любом случае, это оказалось правдой и Чарльз не перешёл никаких рамок. В какой-то смысле. Он же просто рассматривал, правда?
Хотелось в это верить.
— К тому же, полагаю, вы, также как и я, всё ещё не выбрали подарок для своих кузенов, — юноша улыбнулся. Но, несмотря на сказанное, она казалась светлой и доброй, будто он по-настоящему хотел мне помочь. Почему я не знаю этого наверняка? Почему для меня он до сих пор загадка? Может ли быть так, что он читает мои мысли? Именно потому, что мы в этом смысле схожи, я не могу читать его? Нет, этого не может быть. Такие люди как я, если они ещё существуют, разочарованы в жизни, ведь знают, что всё, что их окружает — ложь. Чарльз же кажется очень радостным и тёплым человеком. Правда, это всего лишь "кажется". Что мешает ему притворяться для того, чтобы можно было не просто поглядывать, а обладать? У меня нет гарантий в виде его мыслей, а, значит, я не могу быть уверена ни в чём.
— У меня есть для вас интересное предложение, — продолжил он. — Через пару дней я планирую отправиться в город, за подарками. Предлагаю и вам составить мне компанию.