Вторник, 27 марта
С утра совещания М.Б. с Хильгенфельдтом, Валькенхорстом у Хуммелем. Оперативное совещание. Вечером совещание с Буле о транспортных проблемах.
Среда, 28 марта
С утра 9.45 совещание с ген. Тереке о транспорте.
Днем — с Розенбергом. Оперативное совещание.
Валькенхорст с д-ром Леем о «добровольческом корпусе имени Адольфа Гитлера», с д-ром Кальтенбруннером и т. д. Танки в Марбурге и Гиссене.
Четверг, 29 марта
Танковые авангарды перед Корбахом! Артобстрел Рехница (Штирия). Положение напряженно как никогда раньше!
Совещание М.Б. с ген. Рейнеке, с Леем и адмиралом Матисом. Оперативное совещание! Вечером с Аксманом. Гудериан уволен.
Очерк восьмой:
Это происходило в бункере
Адольф Гитлер недолюбливал Гейнца Гудериана. Почему? Ведь умение генерала Гудериана принесло вермахту немало блистательных побед, а его имя стало символом танкового наступления. Но кто может понять душу диктатора? Может быть, в душе пехотинца первой мировой войны таилась зависть к новому роду войск, который, появившись уже на исходе войны, вдруг обрел ореол талисмана победы? Или играла роль неприязнь Гитлера к замкнутой генеральской касте? Или популярность Гудериана в войсках вызывала ревность фюрера? Как бы то ни было, между Гитлером и Гудерианом никогда не существовало добрых отношений.
Правда, все начиналось для генерала хорошо. Гитлер был одним из первых, кто обратил внимание на способного, энергичного офицера — первого начальника штаба инспекции моторизованных войск. На учениях 1934 года, происходивших на полигоне Куммерсдорф, полковник рейхсвера Гейнц Гудериан демонстрировал возможности мотовойск.
Такой человек мне пригодится! Его я хочу заполучить! — сказал недавно сделавшийся рейхсканцлером Гитлер. Гудериан, скоро ставший известным своей книгой «Внимание, танки!», был рад использовать новые возможности вермахта, который возник из рейхсвера и сбросил ограничения Версальского договора. Типичный прусский офицер — по выучке и воспитанию, выходец из офицерской среды Гейнц Гудериан (кстати, эта фамилия произносится с ударением на втором слоге и тем самым лишает основания распространенную у нас в военные годы легенду об «армянине Гудерияне») оказался восприимчивым к техническим достижениям XX века и понял, какую роль будут играть моторизованные и танковые войска, оснащенные мощными радиосредствами. Практически Гудериан был создателем танковых войск вермахта. Став в 1936 году генералом, он участвовал в военных действиях против Польши и Франции, завоевав авторитет в войсках и в глазах Гитлера.
Но с 1941 года в отношениях Гудериана и Гитлера наметились первые трещины. Уже в начале «Барбароссы» генерал-полковник, командовавший 2-й танковой группой, позволил себе усомниться в правильности решения своего верховного главнокомандующего, когда тот в августе не стал продолжать наступление на Москву и повернул группу Гудериана на Киев. Гудериан позволил себе лично выразить свои сомнения — но не смог убедить Гитлера. Как верноподданный исполнитель приказов, он блестяще выполнил и новую задачу, сомкнув танковые клещи вокруг Киевской группировки советского Юго-западного фронта. Но спор не был забыт.
Даже в 1941 году, когда во время наступления на Москву командующий 2-й танковой группой докладывал об успехах своих дивизий, — Гитлер не смог преодолеть антипатии. Зато когда Гудериан разделил судьбу других немецких командиров, попавших в декабре 41-го под мощные удары советского контрнаступления, Гитлер дал волю своему недовольству. Чем же он был недоволен? Тем, что Гудериан — который, в отличие от своего главнокомандующего, хорошо знал о реальном положении на фронте — не хотел выполнять т. н. «стопприказы» Гитлера, требующие любой ценой оборонять рубежи под Москвой, и предлагал отойти на новые, более выгодные рубежи.
Мне удалось найти подлинное свидетельство об этом конфликте. Об этом можно узнать из сохранившихся записей адъютанта Гудериана обер-лейтенанта Иоахима фон Лестена. Первая из записей сделана 20 декабря 1941 года, вторая — только 6 января 1942 года. Но эта пауза становится вполне понятной из содержания самих записей:
«20 декабря 1941 г. 19.00. Ставка фюрера. Сегодня до полудня вылетели из Орла с Гудерианом к фюреру. 15.30 сели на аэродроме Растенбург. Сейчас командующий у фюрера… Слава богу, что состоялась беседа. Судя по всему, Гудериан — единственный человек в армии, который отважится сказать то, о чем нельзя не говорить и что призвано спасти положение на Востоке. Уже из моих кратких бесед в ставке складывается впечатление, что здесь не имеют никакого понятия о творящемся на фронте. А если царят такие нереальные представления, то судьба войск висит на ниточке. Остается вопрос: будут ли приняты решительные меры?»
Меры не были приняты: осуществить организованный отвод войск с наименьшими потерями не удалось. Под ударами Красной Армии немцы, бросая технику, откатывались на Запад. Платить же пришлось… Гудериану. Лестен:
«6 января 42 г. Эрфурт. Старый год завершился для меня отъездом из России… Однако между временем моей последней записи и сегодняшним днем произошло так много событий, что я хочу их зафиксировать. Все ожидания связывались с визитом генералполковника Гудериана к фюреру. Однако уже в ставке и во время обратного полета в Орел Гудериан дал понять, что ему не поверили или не захотели поверить… Он провел у фюрера несколько часов… Фюрер обвинил Гудериана в том (как он мне позже рассказал), что за минувшие полгода он слишком близко стоял к событиям, слишком жалел солдат и потерял правильную перспективу. Поэтому «стопприказ» не будет отменен… Через 2 дня после нашего возвращения в Орел пала Чернь, незначительный населенный пункт на шоссе Орел — Тула. Этот пункт нельзя было удержать, так как соседние части отступили, а совсем недалеко имелась выгодная позиция на реке Суше. Новый командующий группой армий «Центр» фельдмаршал фон Клюге ухватился за это как за повод, чтобы потребовать снятия Гудериана. Клюге явно играл на разногласиях между Гудерианом и фюрером, поэтому его поведение было просто беспринципным. В результате столь опытного и популярного командира, как Гудериан, отправили домой».
Гудериан долго был в немилости. Лишь в 1944 году, когда дела вермахта были совсем плохи, Гитлер снова дал ему важный пост: начальника генерального штаба сухопутных сил. Пришлось пойти на это, так как после покушения 20 июля 1944 года, в котором была замешана верхушка генералитета, Гитлер не доверял своим фельдмаршалам и генералам. Гудериан же в оппозиции не был замечен.
Увы, и на этом посту Гудериан не смог удержаться. Не говорю уже о том, что вообще это было уже не время побед вермахта на Восточном фронте. Но Гудериан продолжал «своевольничать». Он снова предлагал Гитлеру не упорствовать в безнадежном сопротивлении на старых рубежах, а найти новые. Так, он предложил эвакуировать оставшиеся далеко на Востоке и без связи с основной группировкой войска в Прибалтике и Восточной Пруссии. Когда же в начале 1945 года Гитлер решил использовать единственную ударную группировку — 6-ю танковую армию СС обергруппенфюрера Зеппа Дитриха — не против наступавшего Жукова, а в Венгрии, Гудериан стал возражать. Безуспешно он доказывал, что лучше ударить из Померании и Восточной Пруссии по открытому с севера флангу Жукова, чем спасать и без того потерянную Венгрию. Гитлер не стерпел новых возражений, и Гудериану предложили удалиться… на лечение. С тех пор они больше не встречались. Гудериан больше не появлялся в бункере имперской канцелярии…
Но мы позабыли одно: не рассказали о самом бункере. Для такого рассказа я могу использовать и собственные впечатления.
…Не могу утверждать точно: было ли это 3-го, а может быть 5 мая 1945 года, когда я с небольшой группой офицеров штаба маршала Жукова подъехал к углу Фосси Вильгельмштрассе. Мы быстро нашли коменданта здания бывшей имперской канцелярии (кажется, он был в чине подполковника) и приступили к осмотру. Переступая по кучам «железных крестов» и иных орденов, которые почему-то сотнями валялись у входных лестниц, мы сначала осмотрели опустошенные кабинеты, а затем спустились вниз. Опишу мои впечатления — благо, что у меня сохранилась запись, сделанная через несколько дней и очень мне пригодившаяся, когда в 1946 году советский писатель Петр Павленко приступил к работе над сценарием фильма «Падение Берлина» и попросил меня рассказать о бункере.