Он неспешно повернулся лицом к улице. В здании банка — два окна на втором этаже. Пуля могла быть пущена оттуда. Одно окно — над конторой дилижансов, это если предположить, что Джонни еще двигался после того, как в него попали. Два амбара, даже три. Каждый со вторым этажом, а там — или дверь, или окно. Тоже можно стрелять. И все это не дальше двухсот ярдов. Невелика дистанция.
Чантри прошелся по улице от амбара к амбару, определяя расстояния и возвышения. Наконец остановился и с отвращением поглядел вокруг. Что он пытается сделать? Следователь он, что ли? Вообще-то это похоже на розыски коров по следу, а этим он занимался-перезанимался. Вернувшись к халупе Маккоя, он присел на крылечко.
Спустилась ночь, Видны были только несколько звезд — на небе собирались тучи.
Допустим… да, допустим, стрелок поступил так, как Чантри подумал в самом начале? Сделал выстрел и подбежал к упавшему?
Если он это сделал, то куда делось ружье?
Борден Чантри стремительно поднялся. Он отправил людей по домам, рассчитывая, чтобы они не затоптали следов, не скрыли то, что он искал. Ну а вдруг он тем самым загнал убийцу в ловушку? Ведь бросившись к телу, тот либо оставил оружие в том месте, откуда стрелял, либо тут же, рядом!
Более того, ему необходимо вернуться и забрать это оружие, прежде чем он, Борден Чантри, наложит на него лапу.
Если все так и есть, через пару часов преступник покинет свое жилье — где бы оно ни находилось, — будет красться улицами и переулками, заберет свое ружье и отправится назад, к себе домой.
Выйдя на середину улицы, Чантри постоял там, составляя в уме план города. И чем дольше он старался оценить ситуацию, тем меньше она ему нравилась. Положение первого трупа действенного ключа не давало, но с Маккоем дело обстояло иначе. Можно перебирать варианты, и вариантов этих очень уж много.
Судя по тому, где упал Джонни, застрелить его могли с любого из шести направлений, и так сразу исключить ни одно из них нельзя. Мешает еще и то, что получивший смертельную пулю не всегда падает, как стоял. Он может повернуться кругом, наполовину или повернуть одну только голову. Так что направление раны — небольшая помощь.
С места, где лежало тело, взгляд прослеживал прямую линию к банку. К задней двери банка или к любому из двух верхних окон. А также к задней двери и окну салуна «Корраль».
Можно провести прямые и к дому Мэри Энн Хейли, и к задней стене конторы станции дилижансов, к загонам и конюшням компании, а заодно и к задам ресторана. Слишком много вариантов.
Если на то пошло, линию прицела можно наметить и из его собственной кухни.
Чантри раздраженно потряс головой. Бесс? Невозможно. Однако справедливость требует подозревать всех и каждого.
Хоть бы какой намек на то, кто мог быть призрачным убийцей.
Шаг за шагом он двинулся по пыльной улице, повернул и подошел к заднему углу «Корраля». Откуда, в числе прочих мест, тоже могли выстрелить. Внимательно проверил землю вокруг. Никаких свежих следов, которые он мог бы распознать, ни патронной гильзы, никаких указаний, что здесь кто-то стоял.
Пересек улицу по направлению к ресторану, прошел между ним и почтой, потом задами добрался до конторы станции дилижансов с тыльной стороны. Оснований думать, что Блэйзер стрелял в Маккоя, у него не имелось, но оснований исключить его — тоже, поэтому Чантри тщательно обследовал все кругом, потом переключился на загон и на сарай, где держали сменных лошадей для дилижансов.
Ничего.
Ночь становилась прохладной. Тучи сгущались — скоро будет совсем темно. Глянув на свет в окнах своего дома, он заметил тень на занавеске — кажется, жена. Сейчас она должна бы кормить молодежь: его собственного сына Тома и Билли Маккоя.
Две смерти… возможно, два разных преступления, не имеющих между собой ничего общего, но Чантри в это не верил.
Он повернул обратно: между магазином и тюрьмой, на деревянный тротуар.
Улица пуста. Город словно вымер. Люди не отказывают ему в помощи, это хорошо. Ковбоев в рабочие дни в городе, можно сказать, нет.
Чантри опять перешел улицу, на этот раз он приблизился к углу банка и опять вытянул пустышку. Попасть наверх не получится до утра. Взглянул из-за угла на дом Хайэта Джонсона. Замечательный дом, большой, солидной постройки, как и пристало банкиру. Дом, из которого могла быть послана пуля.
Уже отворачиваясь, он обратил внимание на огромную темную массу позади двух жилых домов. Старый склад Симмонса. Его люди выводили из этой махины бычьи упряжки, возили грузы на запад — в лагеря горнодобытчиков, на восток и на север — к железной дороге. Годом раньше они закрыли заведение и оставили дело. Железная дорога протянулась дальше на запад, вот они все и распродали. Теперь строение стояло заброшенным.
Ой ли?
Склад был самым крупным сооружением в городе, вне всякого сравнения, но Чантри он даже не пришел на ум. Строение давно пустовало, и даже в разговорах его не поминали. Но ведь из него, с фасада либо с чердака, нетрудно попасть в цель: семьдесят ярдов, оценивая с походом, до того места, где упал Маккой.
Двинувшись было в направлении склада, Чантри вдруг круто свернул и перешел через улицу к ресторану. Там еще горел свет, видно было, как Эд перемывал посуду.
Чантри открыл дверь и шагнул внутрь.
— Маршал? Я как раз закрываю. Ты угробил наш бизнес на сегодняшний вечер.
— Извини.
— Не извиняйся. Отдых мне не повредит. Я раздобыл хорошую книгу, а проезжий коробейник оставил мне кипу газет из Омахи и Сент-Луиса. Вот чего я люблю почитать, так это газеты. Прямо душа не на месте, куда мир катится! Одна преступность в больших городах чего стоит! Мне этих городов и с доплатой не надо. Лучше жить здесь, где безопасно.
— Не больно-то безопасно оказалось для Джонни Маккоя.
— Да уж, точно. — Лицо Эда приняло выражение искренности. — Маршал, он мне нравился. Сердечный был парень, великодушный. Рубашку снимет, тебе отдаст. Поймаешь того, кто это сотворил, я лично привел бы к тебе на веревке.
— Я его поймаю.
Он сказал это с такой твердостью, что сам удивился. Так уж твердо он себя не чувствовал. Или чувствовал? Откуда возник этот мгновенный ответ? Никогда он не бросался заявлениями: сделаю то, не сделаю это. И однако это слово шло изнутри, и где-то там находился мощный источник уверенности.
— Я обязан его поймать, Эд. У нас хороший город, город, где соблюдают законы, и я давал клятву сохранить его таким. Тут бывали перестрелки и поножовщина, но по большей части это были не местные. И настроение у людей меняется. Старым дням приходит конец.
— Я дверь оставлю открытой. На этом подносе мясо, немного хлеба и масло. В кофейнике есть кофе, только что сварил. Мне взбрело в голову, вдруг ты пробегаешь полночи или больше, так что я тебе его сделал. Вон там в коробке половина яблочного пирога. К утру зачерствеет. Бери, сколько хочешь. Я собираюсь лечь спать.
— Хорошо. Ничего, если я один огонь оставлю?
— Ясно, оставишь. Доброй ночи. До завтра.
Борден Чантри перенес кофейник с плиты на стол, где лежали уже несколько ломтей мяса, хлеб и четверть пирога.
Свет горел на кухне, а он сидел в тени. Сумрачно, тихо, в комнате слабо пахнет кофе. Сидя на стуле лицом к спинке, он протянул руки и соорудил себе толстый сандвич. Потом закинул правую руку назад и снял ремешок с револьвера.
Глядя из затемненного помещения на улицу, он откусывал от сандвича большие куски и прихлебывал кофе, его уши подстерегали малейший звук, его глаза были настроены улавливать самое легкое движение.
Пожилое деревянное строение тихонько потрескивало, отдавая тепло. Вдоль улицы протрусила одинокая собака, задержавшись, чтобы обнюхать что-то в сточной канаве. Постепенно взор Чантри приспосабливался к полутьме, и со своего стула, невидимый, он различил жилище Хайэта на северо-востоке, за углом банка, через дорогу — «Корраль», освещенный, но пустой, и к юго-западу за мексиканским рестораном — дом Мэри Энн.