— Говорил. Но он ворует коней, а не стреляет в людей. Не то чтобы он не мог, если бы захотел. Стреляет он лучше многих.
«Что мне следует сделать, — размышлял Чантри, — это взять блокнот и все по порядку расписать. Кого подозреваю, что у меня есть, чтобы подозревать каждого из них, где они находились в тот момент, когда в кого-то стреляли».
Внезапно его обдало волной жара. Как же он не подумал! В каких точках, к примеру, находился каждый из подозреваемых, когда был убит Джонни? Когда огрели по башке его самого?
«Болван ты, Борден. Старый Джордж Ригинз не прохлопал бы все это».
Ригинз… лишь теперь Чантри вспомнил про тощую записную книжку, которую извлек из потайного кармана в седле.
Вот где могут находиться ответы на все его вопросы.
Глава 13
О книжке он никому ничего не сказал.
Это была обычная маленькая книжечка, такие владельцы ранчо называли счетными и записывали туда, сколько скота у них, на каком пастбище или в каком эти пастбища состоянии. Большинство держали такие вещи в голове, но, если скота у тебя ходило несметное количество, книжечка весьма выручала.
Что, если Джордж прямо взял и назвал имя? Если в книжке изложена разгадка преступлений? Этого ему, Чантри, и надо? Или он побаивается того, что может в ней найти? Ведь в городе он знает каждого человека. Со всеми в приятельских отношениях, даже с Таймом Рирдоном. А преступник должен быть одним из них.
Чантри покрутил в уме немногое, что удалось разведать, пытаясь выстроить схему.
Потом подумал: убийца будет как на иголках. Он, маршал, не знает, кого ловить, но тот-то знает, кто его выслеживает, и наверняка следит за каждым его шагом, видит, когда Чантри подбирается ближе, смеется, когда что-либо уводит полицейского в сторону от истины. И еще одно не следует сбрасывать со счетов. То, что тот, неизвестный, может потерять над собой контроль.
Как говорили старые люди? На воре и шапка горит? Предположим, преступник считает, что маршал стоит ближе к решению задачи, чем это есть в действительности? Да что предположим — так и есть, ведь он попытался убить его. Или отогнать.
Мальчики пришли с улицы ужинать. Чантри посмотрел на Билли, паренек торопливо отвел глаза. С ним-то что случилось? Ведет себя так, словно в чем-то провинился. Но уж это глупо. Еще только осталось Бесс заподозрить и Тома.
Как обычно, было много разговоров, однако Чантри думал о своем. Вернулся мысленно к Буну Сильве. В ближайшие несколько дней наемный стрелок может оказаться в городе. И время он выберет с большим старанием. Только одна маленькая зацепка есть у Бордена Чантри. Сильва, скорее всего, не ждет, что о нем предупредили.
Что может обернуться очень большими неожиданностями.
Ужин кончился. Борден смотрел, как парни помогают мыть и вытирать посуду, после чего прихватил чашку кофе и отправился в гостиную.
Бесс с удивлением оглянулась, когда он открыл эту дверь, потому что гостиная использовалась редко, если не считать случаев, когда в дом являлся пастор или другая какая важная особа. Но сегодня он хотел побыть один.
— Мне надо подумать, — пояснил он.
— Понятно, — согласилась Бесс.
С появлением детей дом переставал быть самым спокойным местом, но Бордену их присутствие нравилось все равно.
По пути он подобрал Сэкеттовы седельные сумки. Усевшись на диване, расположил их между ног и расстегнул ремешки.
Некоторое время не решался продолжать. Глубоко сидящая в нем деликатность мешала этому вторжению в личное имущество другого человека. Сам он держал свое при себе, с людьми обходился приветливо, но сдержанно — зоркий часовой у врат своей личной жизни. В той же мере он уважал и чужие дела.
Вдруг руки его застыли в неподвижности. Вот этот ремешок, только что расстегнутый: одна из дырок свободнее остальных, и язычок пряжки просунут в следующую. Чего не должно быть. Кто везет что бы то ни было в седельных сумках, засупонит их до последнего, чтобы ничего не потерялось. А вот если в сумки лазили и спешили опять их закрыть, могли тогда бросить именно так.
Чантри досадливо тряхнул головой. Ну кто здесь будет заниматься такими делами? Бесс — конечно нет. Том? Нет. Билли? На эту тему Чантри мысленно порассуждал. Не он. Билли — мальчик честный, это ему известно. Не упомнишь, -сколько раз Билли подворачивался случай что-нибудь подтибрить, и он никогда этого не делал.
Чантри сунул руку в сумку, достал мешочек с патронами сорок четвертого калибра, табличку пеммикана и небольшой мешок кукурузной муки — неприкосновенный запас, такой в прежние времена часто возили с собой. Плотный клубок бечевки из сыромятной кожи, футов десять-двенадцать. Такую могут возить, чтобы ставить силки, спутывать лошадей, она пригодится около лагерного костра или в дороге. Удобная вещь, часто необходимая.
Во второй сумке тоже мало что было. Запасной платок, небольшая связка писем, письменные принадлежности и разные мелочи, которые могут оказаться у любого, кто путешествует, не придерживаясь дорог.
Письма, все, кроме одного, адресованы Джо Сэкетту. Одно послано Тайрелу Сэкетту.
Два — от девушки в Санта-Фе. Очень официальные, как предписывал этикет, но не скрывающие глубокого интереса. Первое — любовное письмо, недвусмысленное. Второе выдержано почти в том же тоне. Рассказывает о незначительных повседневных событиях, приглашает навестить и выражает тревогу по поводу его «путешествия». Очевидно, этого самого, из которого Джо Сэкетт никогда не вернется.
Спокойная нежность, пробивающаяся сквозь обычные, вежливые формулы, трогала сердце.
Борден выругался. Негромко и крепко. Кому-то придется ей написать, и Чантри возблагодарил Бога, что это будет не он. Когда убивают человека, зло расходится точно круги на воде, задевая все новых и новых людей. Казалось бы, незначительное происшествие — смерть одного, но кто знает, каким будет его влияние, как широко оно распространится?
Письмо Тайрелу Сэкетту было написано без затей:
«Дорагой Тай
Встретил тут одного звать Хайне Келлерман. Сторателем был. Жил тагда в лагире. Халера забрала всех а Мэри Энн Хейли всех нас подняла выходела. Он говорит, она там в восточном Коло. Недужит легочной лихораткой. Он и парни собрали денек ей послать. Моим сображением ты захочишь войти в долю и посмотреть, чтобы ей отвезли.
Кон Флечер преехал с Лидвилла, еще денек привес.
Кэп Раунтри».
Должно быть, с этого письма все и началось. В дело вступили Сэкетты. Что бы ни происходило сейчас — если связь существовала — началось это раньше, со смертью Пина Доувера. Но он-то почему умер? Возможно, поплатился за что-то, случившееся еще раньше.
Положив письма обратно в сумку, Чантри снова застегнул пряжки. Ничего важного, вот только если бы Хайэт согласился выпустить вещи из своих когтей без пререканий, личность мертвого была бы установлена сразу же. Имя «Джо Сэкетт» стояло тут в нескольких местах.
Самое противное, что теперь придется извещать семью погибшего. Адрес вот он, у него в руках. Личность установлена без малейшей возможности ошибиться.
Получив это извещение, Сэкетты смогут явиться сюда через три-четыре дня. Может, чуточку позже. А у него нет разгадки, чтобы сунуть им в руки.
Репутация у них такая: безукоризненная честность, но, если убьют кого из родни, держись! Чантри же не хотел постороннего вмешательства, пока у него не будет, что предложить.
Джордж Ригинз оказался убит, когда он, по-видимому, пришел к некоторым выводам. Либо подошёл очень близко. Чантри проворно встал и плотно задернул занавеси на окнах. Потом сел опять и достал Ригинзову счетную книгу.
На первой странице — явно старый список: клейма и количество найденных животных. Клейма из других штатов, видимо, учтен и скот, подобранный на пастбищах, найденный у воров и такое прочее. Несколько следующих листков занимало перечисление арестов, день за днем: за появление в пьяном виде, за драки, за домашние скандалы и так далее. Рутина.