Проходит лето в неустанных заботах об урожае. Вырастает пшеница, кукуруза, свекла, нагуливает мясо скот. Начинается уборка. Кажется, нет ничего богаче и краше этой поры. Но вот в природе веет осенью. Все изменяется, нет тех красок, которые весной ласкают своей радостью жизни. И Федченко немножко мрачнеет. Над степью нависает громада туч, начинаются затяжные дожди. Всегда остается что-то недоделанным, до конца неубранным на полях. Жалко становится, что гибнут труды человека, гибнут дары земли.
На степь обрушиваются ветры. Чтобы спрятать от них лицо, приходится резать боком встречные и пронизывающие порывы, пришибающие к земле мертвую траву. Но степь осенняя, ветреная тоже по-своему красива. И Федченко любит ее. И любит за то, что она заставляет человека быть более сильным и выносливым, заставляет противодействовать природе.
НА ЗАПРАВКЕ.
За годы, которые я знаю Юрия Ивановича, прибавилось у него морщин, совсем поседели и поредели волосы. Глаза тоже стали чуть тусклее, будто выцвели от солнца. Все чаще отражается в них усталость. Но наше время тем и замечательно, что коллектив заботится о человеке. Устал, приболел, ему говорят: отдохни, подлечись. И эта забота снова и снова укрепляет не только физические силы, но духовно приподнимает и всегда бодрит.
В этом году Федченко впервые побывал в Чехословакии. Он лечился и отдыхал в Карловых Варах.
— Благословенный уголок, скажу, но нашему раздолью и в подметки не годится, — признался Юрий Иванович. Он не рисовался.
Эту черту, характерную для большинства старожилов целины, я подметил, когда разговаривал с Носковым и Кашиным. Ощущение совхоза в степи, как своего большого дома и дружного коллектива, как единой семьи, видящей плоды созидательного труда, составляет их гордость и душевное богатство.
В столовой нас накормили жареными карпами и рипусом.
— Теперь строго слежу за режимом питания, — сказал Юрий Иванович, — четыре раза в день ем, а раньше — раз в сутки. Все некогда было.
Он говорил об этом без всякого осуждения, как будто ему, действительно, полагалось кушать только один раз в день, а вот теперь, что поделаешь, приходится выкраивать время для четырехразового питания.
Зато позаботиться о других Федченко считает своим неукоснительным правилом.
— Чем в обед кормить будете? — допытывал он заведующую столовой и, выслушав меню на сегодня, назидательно добавил: — Чтоб никаких жалоб не было. Вот так! — А когда мы вышли из столовой, доверительно сообщил: — Поварами люди довольны, готовят вкусно, по-ресторанному. Мне об этом рабочие говорят. Поваров-то я из города переманил…
Потом мы осматривали совхозные поля, любовались богатым целинным урожаем. Пшеница стояла тучная, густая, изнеженная обильными дождями нынешнего лета. Такого количества осадков давно не знала степная земля Урала.
— Нынче год будет трудный, — озабоченно и тревожно заметил Юрий Иванович, — похож на 1959-й.
Тот год был трудный для хлеборобов. Урожай вырос небывалый. На полях совхоза поднялись горы хлеба, а всю пшеницу так и не успели убрать — выпал ранний снег.
Но могли ли люди допустить, чтобы пропали их труды? Нет, конечно. Хлеб убирали по снегу. Комбайнеры стояли за штурвалом в валенках и шубах. 2,4 миллиона пудов зерна совхоз тогда собрал.
Федченко вспоминает:
— Ребята работали геройски, хоть всех медалями и орденами награждай. А после этого урожаи пошли вполовину. Год на год не походит. Убирали тогда по снегу, а на душе стояла весна. Тот год прямо сказочным был. Наша задача: сделать сказку ежегодной былью.
Быстрыми шагами он вошел в пшеничное поле, захватил в горсть ядреные колосья, помял их в руке.
— Вот и нынче сердце радуется выросшим пшеницам, а взглянешь на небо — кровью оно обливается: залило землю дождями.
Федченко стоял и любовался хлебами, чуть полегшими, будто склонившимися перед ним, старожилом целины и ее хозяином. Вокруг лежали широкие, неоглядные, сглаженные зеленью хлебные дали, как море, слегка волнуясь от гонимых по горизонту низких и дождевых туч.
— Две недели бы солнца и тепла!
И опять его мысли вернулись к людям, покорившим эту благодатную степь, превратившим ее в житницу края.
— По́том своим обливали каждый гектар нетронутой тут земли.
Федченко вновь захватили воспоминания. Первый год освоения целины будто стоял перед его глазами. Да и можно ли было забыть его, этот год, как решительный шаг, предпринятый нашей партией, чтобы резко поднять производство зерна в стране, пустить в оборот нетронутые веками земли? Целина была тогда передним краем, а люди ее — в первом эшелоне, ведущем широкое наступление на самом ответственном хозяйственном фронте.