Осознал ли Цезарь полную бесперспективность своего стремления обрести политический вес в сложившейся обстановке, или же он был испуган угрожающим размером сделанных им к тому времени долгов, но только он решил опять покинуть Рим. Считается, что он направился на остров Родос, учиться диалектике (искусству спора) у прославленного ритора Аполлония, сына Молона (чьим учеником был в свое время Цицерон). Желание, вполне понятное — ведь молодой, неопытный оратор Цезарь только что не сумел переспорить на процессе Долабеллы опытных адвокатов подсудимого…
Но до Родоса Цезарь так и не добрался. Ибо по пути на взысканный богами благодатный остров угодил в лапы пиратов, за которыми без особого успеха гонялся у берегов Киликии.
11. Морской разбой
Никто из освоивших искусство мореплавания (или мореходства, что одно и то же, на взгляд простых смертных, а не ревнителей «моряцкого жаргона», считающих, что «корабли по морям не плавают, а ходят, плавает же только…сами знаете, что») народов Средиземноморья на протяжении всего периода Античности (да, впрочем, и последовавшего за Античностью Средневековья) пиратство, или же морской разбой, не считалось постыдным ремеслом. Не зря тезка автора настоящего правдивого повествования — Иоганн Вольфганг фон Гёте — утверждал в своей трагедии «Фауст» (правда, устами «отрицательного персонажа» — Мефистофеля):
Наряду с рыболовством и морской торговлей, пиратство считалось вполне законным и даже почетным способом добычи средств существования, причем очень даже прибыльным (пока тебя не поймали и не распяли на кресте или же, за недостатком времени, не вздернули на рее твоего же корабля). Пираты вели выгодную торговлю не только захваченными у «мирных» купцов обычными, «неговорящими» товарами, но и «говорящим товаром» — людьми (если не считали более выгодным отпускать пленников на свободу за выкуп). Работорговля процветала. Поживиться захваченной пиратами на море (как, впрочем, и на суше — в материковых прибрежных районах и на островах) «двуногой добычей» не гнушались и римляне (если, конечно, им предлагали приобрести «говорящий скот» по сходной цене, к примеру, на греческом острове Делос, крупнейшем торговом перевалочном пункте, знаменитом своим храмом бога Аполлона, крупнейшим невольничьим рынком во всем Эгейском море и «фабрикой» по производству евнухов из рабов мужского пола). Всякий, кто пускался в те лихие времена в путь по морю, подвергал себя немалому риску. Поэтому, прежде чем рискнуть вверить себя морским волнам, безо всяких гарантий своей безопасности (морского права в ту эпоху, к сожалению, еще не существовало), не мешало составить завещание…
Нет, не случайно писал римский поэт Квинт Гораций Флакк:
После Митридатовых войн морской разбой на Средиземном море (именуемым римлянами «Внутренним морем» — «Маре интернум», или же, без лишней скромности. «Нашим морем» — «Маре нострум») приобрел неожиданно большой размах. Прежде всего, потому, что эта «разновидность морской торговли» внезапно приобрела, так сказать, новое измерение. После того, как Митридат VI Евпатор-Дионис, главный и самый могущественный враг Рима в описываемый период, был, скрежеща зубами от досады, вынужден заключить с победившими его римлянами мир, пираты (возможно — неожиданно для самих себя) стали ядром и центром притяжения всех антиримских сил. Эмигранты и беглые рабы, изгнанники и осужденные преступники, повстанцы и мятежники вех мастей стали искать у пиратов прибежища. Внезапно бич всех мирных мореплавателей, островитян и прибрежных жителей — морские разбойники — стали пользоваться симпатиями людей, еще совсем недавно и руки бы не подавших «презренным пиратам». И все лишь потом, что лишь пираты в сложившейся ситуации были еще способны досаждать ненавистному Риму, портить римлянам кровь, раздражать их (пусть даже «комариными укусами» или «булавочными уколами»)…
Римский военный корабль
Как известно, в честь побежденных гимнов не слагают, сказок о них не рассказывают, песен о них не поют. Имена побежденных — увы! — предаются забвению, память об их деяниях уносится ветрами времени. Однако сохранились глухие упоминания о созданном пиратами в период, наступивший после войн Рима с Понтом, своего рода государстве (или, по крайней мере, квазигосударстве). Власть пиратов прочно утвердилась на острове Крит и в приморских городах Киликии (вопреки всем усилиям Сервилия Исаврика, Цезаря и других отважных «ромулидов»). Пираты регулярно взимали дань с целых приморских областей. На своих быстроходных кораблях, значительно более легких и мореходных, чем тяжелые и неповоротливые римские биремы и триремы[51], пираты, словно призраки, внезапно появлялись как бы ниоткуда, убивали, грабили, брали в плен, жгли — и снова исчезали без следа «в тумане моря голубом» на крыльях ветра, только что принесшего их из необозримых морских далей. Со временем они настолько обнаглели, что среди бела дня напали на порт самого «Вечного Города» — Остию в устье Тибра — после чего, покинув родную и союзную им водную стихию, высадились на берег и принялись разбойничать на, казалось бы, безопасных римских дорогах, где пиратам было чем поживиться (именно в силу того, что эти дороги считались безопасными). Превратившись из морских разбойников в «разбойников с большой дороги» (в полном смысле слова)…
51
Биремами (по-латыни), или биерами (по-гречески) назывались парусно-гребные корабли с 2, триремами (лат.), или триерами (греч.) — с 3 рядами весел.