Вот какие «почтеннейшие люди» держали (или стремились держать) в описываемый период в своих руках (увы — запятнанных кровью) судьбу Римской олигархической республики.
14. Нормализация: надолго ли?
В 70 году до Р. Х. все изменения римского государственного устройства, осуществленные в период диктатуры Суллы, были отменены.
Странным образом, отмена заведенных при диктаторе порядков «популярами» прошла, как говорится, без сучка и без задоринки, без всяких трений. Аристократы-олигархи явно выдохлись, устали от борьбы…
Хитрый, дальновидный Красс первым делом устроил грандиозное кормление «державного народа-победителя» — бесплатный пир на десяти тысячах накрытых за его счет столов, ломившихся от яств и хмельных напитков — и трехмесячную даровую раздачу простонародью хлеба, знаменитую «аннону». Приобретая своею щедростью симпатии и поддержку столичного плебса.
Помпей потребовал триумфа для себя и земли для своих «контрактников», положивших к ногам римского сената и народа «весь Восток». Подозрительный сенат не сразу пошел навстречу требованиям «Великого», долго с ним торговался (чем окончательно склонил Помпея, уже чуть было не изменившего раз «оптиматам», поддержав Лепида, на сторону «популяров», явно перешедших в наступление). В итоге Помпей все-таки добился от сената триумфа, но о наделении его «контрактников» землей и речи не было. Ведь неосмотрительный Помпей сначала распустил свое войско и лишь после роспуска своей «ЧВК» стал договариваться с сенатом, сам лишив себя единственного инструмента оказания давления на «patrеs conscripti» — «отцов, занесенных в списки», гордо, как цари, восседавших в своих латиклавах и претекстах на скамьях сенатской курии…
В консульство Красса и Помпея была восстановлена власть народных трибунов. В глазах плебса именно восстановления трибуната было решающим шагом в направлении демократизации общественной жизни. Восстановлена была и упраздненная при Сулле должность цензора. Луций Аврелий Котта, дядя Цезаря по материнской линии, внес законопроект, названный впоследствии в честь него «lеx Аurеlia» («Аврелиев закон»), реформировавший римскую судебную систему. По этому закону римские суды, право заседать в которых Сулла предоставил только нобилям, отныне формировались на одну треть из сенаторов, на другую — из «всадников», и на третью — из так называемых «эрарных трибунов» (представителей привилегированного слоя населения «Вечного Города», наиболее близкого к «всадникам» в римской сословной иерархии). Именно на этот период «восстановления попранной Суллой римской демократии» пришелся знаменитый судебный процесс Гая Верреса — бывшего римского наместника на Сицилии, крайне одиозной личности, перебежчика из стана Мария в стан Суллы, ставшего подлинным бичом управляемого (и разоряемого) им треугольного острова (называемого греками, за свою форму, Тринакрией), запятнавшего себя бесчисленными актами насилия, вымогательства и произвола, в том числе и судебного (по его приказу римские граждане, вопреки закону, распинались на крестах, хотя им полагалось быть казненными через отсечение головы). Верреса защищал в суде знаменитый ритор Квинт Гортензий, утерший в свое время нос Цезарю, тогда еще новичку на прокурорском поприще, в ходе процесса «сулланца» Долабеллы. Однако на этот раз обвинителем против очередного «сулланца» выступил молодой и честолюбивый Марк Туллий Цицерон, прославившийся именно своими блестящими речами против Верреса. Берясь за судебные дела с политическим «бэкграундом» (говоря «по-новорусски»), можно было уже в те давние времена способствовать своей успешной, а порой — прямо-таки головокружительной карьере (причем не только на юридическом поприще). «Аврелиев закон», принятый как раз в самый разгар процесса Верреса, по-новому расставил акценты. В изменившейся не в пользу «оптиматов» обстановке всем и каждому в Граде на Тибре было совершенно ясно, что Веррес непременно проиграет, хотя его и защищает лучший римский адвокат. Веррес и впрямь был осужден и, не дожидаясь приговора, добровольно отправился в изгнание. А Марк Туллий впоследствии опубликовал свои обвинительные речи против пойманного за руку наместника (включая и те, которые Цицерон лишь намеревался произнести в суде, но так и не произнес), как своего рода политический памфлет. Правда, на момент издания речей против Верреса накал политических страстей, связанных с ним, уже спал, и никого они не уязвили. Цицерон всегда проявлял разумную осторожность. Да и не он один! Впрочем, впоследствии, уже после гибели Цезаря, соратник последнего Марк Антоний приказал казнить и Верреса, и Цицерона…