Его встречала миниатюрная сорокалетняя женщина, почти карлица, в строгом костюме, с депутатским значком на груди.
- Здравствуйте, Алексей Петрович, - приветливо сказала она.
- Здравствуйте, Бабет Ильинична.
Он галантно, низко согнувшись, поцеловал ей ручку, и они рассмеялись. Оба почувствовали, что в этом жесте было что-то ужасно старомодное и ужасно милое.
Они медленно двинулись по набережной.
- Я рада, что вы смогли приехать, - сказала она, глядя себе под ноги и чему-то улыбаясь. Ей почти не приходилось замедлять шаг, чтобы примениться к ковылянию старика.
- Я ехал сюда сорок лет, - эхом отозвался он. - А как будто не уезжал вовсе. Так и кажется, что вот сейчас свернем за угол, а навстречу пройдет пыльный крестьянин с печальным осликом...
Они свернули на улицу, ведущую к городскому саду; навстречу им пробежала ватага ребятишек, среди них были и метисы. Старик, крутя жилистой шеей, с изумлением ловил взглядом мелькающие руки и ноги. С воплями и улюлюканьем ребятишки обогнули странную парочку и исчезли за поворотом.
- Скажите, - взволнованно заговорил старик, поворачиваясь к женщине, - а эти дети... метисы...
- Мы называем их гибридами, - мягко поправила его она.
- О, простите меня, ради бога! Я чувствую себя таким мужланом... Вы же знаете, мы, там, на Западе, до сих пор пребываем в полном невежестве относительно... относительно тех перемен, которые произошли в России за последние сорок лет. Вот, например, это слово... "гибрид"... в буржуазной прессе оно используется не иначе, как ругательство.
- Я знаю, - спокойно кивнула она. - Прошу вас, оставьте ложную скромность. Мы же друзья, так не обижайте меня недомолвками. О чем вы хотели спросить, Алексей Петрович?
- Об этих детях, гибридах... Они воспитываются в детских садах?
- Сначала в яслях, потом в детских садах.
- Знают ли они своих родителей?
- Мы считаем, что это не нужно. Я говорю о тех случаях, когда антропоид выступает в роли матери. Когда ребенка вынашивает человеческая самка, все происходит, как в традиционных семьях. Но мы постепенно отказываемся от этой порочной практики.
- Но как же насчет дальнейшего потомства? - вырвалось у него. - Ведь гибридные формы стерильны...
Старик тут же пожалел о своей несдержанности. Накрашенные губы женщины поджались.
- Мы работаем над этим, - сухо сказала она.
Некоторое время они шли молча, чувствуя неловкость и даже взаимную отчужденность. Постепенно нахмуренное лицо женщины расслабилось.
- Расскажите мне об отце, - попросила она, поглядев на старика сбоку и снизу вверх. - Каким вы его запомнили?
- Понимаю, - сказал он. - Вы ведь для этого и пригласили меня. Мы познакомились спустя год после его возвращения из Африки... - Он и сам не заметил, как начал рассказывать о своем знакомстве с профессором Ивановым. Кончив рассказ, он увидел, что на глазах у женщины застыли слезы. - Скажите, а что стало с профессором потом, после моего отъезда?
- Папа умер от артериосклероза. Тогда это называли склерозом изнашивания. Во Французской Гвинее он подхватил тропическую лихорадку, и это подорвало его здоровье... - Она говорила все тише, затухающим голосом, опустив взгляд, и вдруг вскинула голову и храбро взглянула ему в глаза. - Но я знаю, что это неправда! Его расстреляли. Расстреляли, обвинив в сговоре с международной буржуазией и шпионаже против СССР. Это была гнусная ложь! - Лицо женщины пылало от возмущения и стыда за тех, кто предал ее отца.
Он не стал ее переубеждать.
Возле ограды городского сада старушки продавали цветы. Женщина купила букетик садовых ромашек, спросила у гостя, не голоден ли он. Старик заверил ее, что плотно пообедал на пароходе.
Они приближались к горе Трапеция.
У входа в питомник, на грубо отесанной каменной глыбе, восседала чугунная самка шимпанзе. Памятник выглядел неухоженным. Белые продолговатые плитки постамента треснули и раскрошились. На них лежали ромашки со сморщенными, потемневшими лепестками, наполовину осыпавшимися.
На чугунной, засиженной голубями, таблице было что-то написано.
Старик с трудом разобрал надпись:
<p>
Шимпанзе Бабет,</p>
<p>
ставшая в 1928 году</p>
<p>
матерью первого гибрида</p>
<p>
человека и человекообразной обезьяны.</p>
- Отец назвал меня в честь мамы, - сказала женщина. - Иногда мне кажется, что я много бы дала, чтобы понять, почему он так поступил...
Она положила цветы на постамент и, не глядя на старика, быстро пошла по песчаной дорожке.
Ей не хотелось, чтобы старик видел ее лицо.