На поляну выбежал Тыщенко. Вскинув ружье, стреляет. Раненый кабан прыгает вперед, подминает под себя замешкавшегося Звонка, тот жалобно визжит под огромной тушей, раздавленный. Зверь вскакивает на ноги, разворачивается волчком, стараясь сбросить вцепившегося в него Будима. Разъяренный, тот не отрывается, и кабан вновь плюхается на зад. Трезор наскакивает на него, цапнув за ухо, мчится к показавшемуся на поляне Орешину, увлекая на него зверя. И кабан кидается вдогонку.
Орешин, видя только разъяренного зверя, не целясь бьет в него. Пуля перебивает заднюю ногу кабану, но и на трех ногах он стремительно приближается. Забыв о втором заряде, Орешин, убегая, кричит что есть мочи:
— Стре-ляй! Стре-ля-ляй!
Ни Тыщенко, ни Осетрову нельзя стрелять — за кабаном охотник. Орешина почти настигает кабан, но на него наваливаются собаки, терзают его сзади. От нестерпимой боли он садится, разворачивается и, видя убегающего Трезора, вновь кидается за ним. Тот ведет зверя на Тыщенко. Владимир Иванович приготовился к выстрелу: чуть подался вперед, поднял ружье к плечу, настороженно держит зверя на мушке. Напряженно ждет. Остается десять, восемь… пять метров! Гремит выстрел… кабан прыгает!
У Тыщенко белеет лицо, но он не теряет самообладания. Зверь до него не достигает, приземляясь, падает на зад, одна нога у него перебита. Владимир Иванович ждет, когда кабан мотнет головой в сторону, чтобы ударить в шею.
Осетров, думая, что Тыщенко грозит опасность и что ему уже нечем добить зверя, в два прыжка приближается к кабану, стреляет в упор. Зверь бросается в сторону, сбивает с ног Осетрова, он отлетает, роняя ружье.
Владимир Иванович внимательно следит за всем, не двигаясь. Кабан вновь встает и надвигается на распластанного недалеко Осетрова, наконец-то подставляя шею под выстрел. Тыщенко бьет, зверь падает. Трезор и Будим остервенело рвут его.
Зябко поеживаясь и пряча глаза, Орешин подходит к поднявшемуся Осетрову. Он, поохивая от боли, растирает зашибленную кабаном ногу. Тыщенко оттаскивает от зверя Будима, зажимает его между колен. Достает из шапки длинную толстую иглу с суровой ниткой и начинает зашивать рану, что-то говоря Будиму. Тот, повизгивая от боли, все же ласково машет хвостом. Оправившись от испуга, Орешин обращается к Осетрову:
— Я напишу записку своему заму… он даст лошадь. — И кивает на добытого кабана и раненого Будима: — Доставить надо… Сходи, ты помоложе всех.
— Сходить, конечно, придется, — посмеиваясь, отвечает Осетров. Потом смотрит на Орешина, на поверженного вепря, с сожалением замечает: — Когда уж ты запомнишь, что от кабана в зарослях никто не убежит. Прыгай в сторону — бей вторым зарядом.
— Бросай ты эту охоту, Сазоныч, — отзывается Тыщенко. — Доведет она тебя до беды.
Кровно обиделся на охотников Орешин, но вепря больше не гонял, промышлял зайчишку да утчонку.
КОНДРАТ ХРУЩ
Обнаружив на небольшой косе, выдававшейся узкой полоской в море, кем-то искусно сооруженный скрадок, я устроился в нем ожидать рассвета. Казалось, никого рядом не было. Но вдруг совсем недалеко, будто на воде, вспыхнул огонек. Яркий язычок пламени выметнулся кверху, на секунду осветил корму маленького куласа, на ней человека, а когда отразился в воде, в море засветились и запрыгали два факелка.
«Охотник, надо уходить. Двоим здесь делать нечего, — подумал я, а потом решил: — Я первый занял скрадок, пусть он ищет себе новое место».
На лодке послышался стук, потом громко звякнуло крышка о чайник, и все затихло. Вскоре погас и огонек.
Прошел добрый час, я успел забыть о своем сопернике, как вдруг в полумгле зари разглядел приближающегося человека. Он быстро шел, иногда, разводя руками, приседал — видимо, что-то отыскивал. Я расслышал слова веселой песенки: