— Вот тебе, пожалуйста, с доставкой в руки! — радовался Нефед. — А что тихо ходит — не страшно. Тише едешь — дальше будешь.
— От того места, куда едешь, — замечала хозяйка.
— И скажи на милость, как он точно ищет, — не замечая насмешки хозяйки, уверял Нефед. — Теперь ни один подранок не пропадет. Вот и сделал я его работником. А что, у мастера и топор бреет.
…Темная октябрьская ночь. В землянке Буханько засветился огонек: луч света полосой упал на улицу. Во двор вышел Нефед. Привыкая к темноте, постоял у притолоки настежь открытых дверей сенцев; когда ясно различил камышовый забор, куст малины около него и стог сена, сильно свистнул. Под стогом послышался шорох, сладкий зевок. Вскоре повизгивающий Покарай стоял около Нефеда.
За околицей, когда привязчивым и трусливым ночью дворняжкам надоело лаять на охотника, не обращавшего на них никакого внимания, и они отстали, Нефед остановился, прикрывая ладонями огонек спички, прикурил. Ему в сапог ткнулся мордой Покарай.
— Ну, ну! — укорил его Буханько. — Удержу тебе нет, торопишься на охоту, чуть с ног не сбил.
Придя на место, Нефед большим охотничьим ножом, сделанным на фронте из клинка трофейной шашки, накосил осоки. Связал ее в снопы и устлал ими песок в скрадке. Покарай улегся на первый же сноп, свернулся калачиком и уснул.
Жарко отрумянилась заря. Из-за большого моря появилось солнце, и все вокруг ожило. С ильменей в море потянули кормившиеся там ночью птицы, иные начали отлет на юг.
Покарай, услышав шум крыльев, проснулся и резво сел. Задрал морду к небу. Там пролетали птицы. Таких он искал во дворе, приносил их хозяину и за это получал сахар. Вспомнив об этом, он хотел побежать и принести, но птиц было много, и все они летели в разные стороны. Когда над ним грянул гогот гусей, Покарай сперва присел, потом выскочил из зарослей с мыслью догнать кого-нибудь.
На сером песке черный Покарай высился страшным пугалом, пернатые видели его издалека и еще там, вдали, поднимались высоко. Нефеду же казалось, что пролетные видят его, и он еще плотнее прижимался к снопам, не шевелился. Но утки не дотягивали «на выстрел», испуганно крякали и «свечой» взмывали в небеса. Даже низкая, не видящая его утиная стая тревожно, вся разом, закрякала и отвернула в сторону. Нефед плюнул с досады, привстал на колени. Принялся закуривать, зорко посматривая вокруг. Вдали показалось стадо гусей.
Гуси! Дикие серые красавцы, какое охотничье сердце восхищенно не забьется при виде вас? Сколько надо трудов, умения и осторожности, чтобы добыть вас, это известно только охотникам!
— Налетят… сейчас налетят, — шептал Нефед, вдавливая себя в снопы и сгибаясь в три погибели. От напряжения и неудобного положения кровь прилила к лицу, давила и стучала в висках. — Вот…
— Га-га-га! — с тревогой загоготал вожак и чуть ли не торчком взмыл вверх. За ним последовали остальные и тоже с криком.
— Опять не дотянули! Да что же это такое, Покараюшка? — с обидой воскликнул Нефед и только теперь обратил внимание, что в скрадке Покарая не было. Тихо позвал его. Подождав немного, громче повторил свой зов.
Поднявшись в рост, Нефед обмер. В десятке метров на чистой поляне сидел Покарай, черным пугалом ворочался, провожая взглядом каждую стаю. Нефед беззвучно пошевелил губами и, стараясь подавить негодование, закрыл глаза.
— Ки-ги! Ки-ги! — послышался клич казарок.
Нефед присел, но, вспомнив о собаке, высунул голову из скрадка и ласково простонал:
— Пока-ра-юшка, иди-и-и сю-да-а.
Тот услышал зов, но, поворачиваясь на него, заметил казарок и застыл, забыв обо всем, видя только птиц, несущихся прямо к нему. У него отвалилась нижняя челюсть и мелко задрожала, из пасти выпал красный язык, с него потекла обильная пена.
— Пока-р-р-рай! — рыкнул Нефед.
Пес судорожно дернулся, замотал хвостом, но не сдвинулся с места. Казарки увидели его, беспорядочно закигикали, повернули в море. Разъяренный Нефед вскочил, но в это время на него вынесся кряковой селезень. Выстрелив навскидку, охотник свалил его. Хотел сам пойти за ним, потом приказал:
— Ищи, Покарай!
Взвизгнув, тот сорвался с места, прыжками достиг скрадка. Поднял морду, шумно потянул воздух и весело полез в заросли. Возвратился быстро, важно неся в зубах большого селезня.
— Ну вот, так бы давно! — обрадовался Буханько. — А то расселся, как ворона на снегу. Рот раззявил. — Нефед отобрал селезня, сунул в пасть кусочек сахару. — Вот, пожалуйста, ты мне птицу, я тебе сахару…