Все-таки сбылась мрачноватая шутка хирурга Андрейчева: пришлось повозиться ему на операционном столе, спасая жизнь егерю. Искусство хирурга и молодой закаленный организм Бориса сделали свое доброе дело. Через месяц Бочаров снова был на работе. Злорадство Бушменова не вдоволь натешилось. Разъяренный тем, что его сняли с поста инспектора рыбнадзора, он молил бога, чтоб несчастье снова нагрянуло на егеря. Иногда подумывал: а не расправиться ли со своим врагом собственноручно? Но, чувствуя, как пристально приглядываются к нему следственные органы, от которых он все еще отбивался, стремился побороть в себе искушение.
Ветер был сильный, но перелетная вела себя спокойно. Вода прибывала, как обычно, по пасмурному небу плыли не черные, а серые тучи, не предвещавшие стихии. Борис подумал, что синоптики опять перестраховались. В пятьдесят втором году вовремя не предупредили о стихии и после того, боясь новой ошибки, часто завышали силы морян.
Поздно вечером Борис вернулся со взморья к мотоциклу и выехал на опушку зарослей — здесь было затишней. Настелив из чакана ложе, залез в спальный мешок.
Проснулся около полуночи. Море гудело. Камыши временами пристанывали от ударов ветра. Сплошная наволочь крыла небо. В редких провалах черных туч изредка сиротливо взблескивали звезды.
К рассвету ветер усилился. Вдали море гулкими накатами редко било в стену зарослей, камыши низко гнулись, замирали, бросались вверх, пытаясь выпрямиться, и снова падали. Тучи неслись низко — рваные, дымчатые. Под ними стаями, парами и одиночками метались утки. Обессиленные, мчались по ветру, ныряли в заросли, в затишье прокосов. Стаи гусей тянули спокойно — сильные птицы еще одолевали напор моряны.
Перед восходом солнца море заревело. За крепью тяжко загрохотали частые волны, камыши протяжно застонали. Бесчисленные стаи уток оглашенно кинулись в степь. Поднявшись, солнце пробило в нескольких местах черные тучи, потом словно принялось рвать их и сметать с неба. Оставшись одно в блеклой вышине, потускнело и порыжело, как в пыльную бурю. Гул моряны нарастал.
— Ого-о, — протянул Борис. — Похоже, синоптики не ошиблись. Надо выбираться из камышей, пока не поздно.
Воды моряны одолели крепь и валом выкатились на луговину. На разливы горохом сыпанули стаи чирков, кряковых и шилохвостей, стали опускаться стада лебедей. Небо быстро опустело.
В обычную ноябрьскую моряну хороши вот такие минуты. Вдали гул моря, что спешит с добрыми водами к сенокосам и степным ильменям — овечьим водопоям. За камышами на луговинках половодье — раздолье перелетной. Моряна работает, гонит воду, разливает вширь, посылает в степь. Бежит вода, а чуть впереди нее вспархивают жаворонки, бегут кулички, подбирая вымытые личинки насекомых. А когда текучие воды перегоняют куличков, они раскидывают острые крылышки и, недовольно вскрикивая, перелетают. И вновь бегут, по-хозяйски добротно очищая сенокосы.
Сильные орланы, спасаясь от ветра, залегают под кустами. Когда к кустам подступает вода, птица встает. Подпрыгнув, размахнет саженные крылья. Ветер ударит в них, далеко отбросит тяжелое тело. Ни разу не взмахнув, орел выпустит когтистые лапы, приземлится на сухом и, пока складывает крылья, неуклюже бежит. Неловко, подскоками, доберется до куста и опять заляжет в затишке.
В вихревом небе ни коршунов, ни ястребов: на полоях перелетной птице спокойно.
Иногда на облитом островке приподнимется заяц. Сядет, поставит торчком длиннющие уши и спокойно закрутит головой, решая: уходить или еще рано? Течения шевелят травы вокруг, с шорохом проносят листья, жадная земля радостно пьет, громко булькая. Над захлебывающимися норами и отнорками с треском лопаются воздушные пузыри. Страшно косому, а бежать по голому полю — куда страшнее. Приляжет, вновь затаится. Почувствует, что голени вода мочит, встанет. Наверное, вздохнет огорченно: покидай сухое место, лезь — мокни. А вдруг волк? Не убежишь. Вдруг орлан? С неба ему все видно, зашумит сверху, когти выпустит, и снимай тогда шубу. Повезет — выберешься на сухое, и опять не зевай — сломя голову несись в первый куст. А если там лиса или волк? Они знают большую моряну, сторожат раззяв и лежебок. Косому по колено, утки от него шарахаются, а он все решает: бежать или остаться? Когда плеснет под брюхо — сиганет в воду и прыжками поскачет. На сухом встряхнется и задаст такого стрекача, что пыль позади схватывается.