«Герперус» ушел обратно, а бесстрашный Джозеф Мур остался в одиночку управлять маяком. Когда спустя две недели он, дождавшись замены, вернулся на материк, то поклялся, что никогда больше не вернется на остров. По его словам, иногда он явственно слышал отдаленные голоса Маршалла, Макартура и Дуката, которые звали его к себе. Но он не видел никого, даже птиц, чей крик мог бы принять за человеческий голос. Все остальное время стояла гнетущая, неестественная тишина, и казалось, что даже ветер замирает, пролетая над проклятым островом…
Среди множества версий, пытавшихся объяснить произошедшее, была и такая – это месть эльфов, отстаивающих свое вековое право на остров Эйлин Мор.
Часть 1. Эйлин Мор
Глава 1
Многоэтажное, закованное в броню из непрозрачного синего стекла здание в центре Владивостока венчало гигантское электронное табло. По нему медленно, словно утомленная змея, ползла надпись «Приветствуем участников Международного эзотерического конгресса!», повторяясь на всех языках мира, и даже на тех, которые официальная наука считала мертвыми – праиндоевропейском, хаттском, иберийском, этрусском, хараппском и множеством других, не известных людям.
К зданию часто подъезжали шикарные автомобили представительского класса – мерседесы, бентли, ролс ройсы, кадиллаки. Из них выходили белые, черные, желтые и промежуточных между ними оттенков пассажиры, одетые не менее разнообразно – одни по строгой европейской моде, другие в восточном стиле, третьи просто завернутые в цветной кусок ткани, как индианки, а то и в потертых джинсах и ковбойках, на американский манер. Их никто не встречал. Они подходили к запертой двери, на которой висела бронзовая табличка с позолоченной рельефной надписью на русском языке «Не стучать! Вход строго по пропускам». Гости касались своим указательным пальцем таблички, словно были незрячими и пытались прочитать фразу, написанную шрифтом Брайля. Дверь плавно уходила в сторону и пропускала их в прохладный полусумрак вестибюля, затем беззвучно возвращалась на место. Было очевидно, что пройти могли только участники конгресса, чьи отпечатки пальцев заранее внесли в базу данных автоматизированной системы бюро пропусков. Посторонних, и даже вездесущих журналистов, здесь явно не ждали. Высказали это устроители мероприятия не очень дипломатично, но жаловаться было некому.
Город, который населяли по официальной переписи шестьсот тысяч человек, а в действительности вдвое больше, жил своей обычной жизнью, и, казалось, никто не обращал внимания на происходящее. Стремительные людские потоки пересекались с автомобильными, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу и пофыркивая моторами на перекрестках, все спешили и были заняты только собой. Владивосток, основанный 150 лет назад на многочисленных сопках полуострова Муравьева-Амурского и омываемый водами Японского моря, был портовым городом, к его причалам приставали суда под флагами разных стран мира, и иностранцы, даже со странностями, были здесь не в диковинку.
Однако это впечатление равнодушия было обманчивым. С самого утра за зданием из синего стекла наблюдали двое мужчин в дешевых мятых костюмах. Их неприметный автомобиль с тонированными стеклами был припаркован чуть наискосок от входа в здание, под запрещающим знаком. Чем-то неуловимым мужчины походили друг на друга как родные братья, несмотря на то, что один был намного старше, массивнее другого, и абсолютно лыс. Любой полицейский мира с первого взгляда признал бы в них своих коллег.
– Ерунда какая-то, – буркнул лысый, когда миновал полдень. – Будь я проклят, если за то время, пока мы здесь, в эту дверь не вошли, по меньшей мере, два десятка президентов и премьер-министров, полсотни звезд мирового шоу-бизнеса и несчетное количество олигархов, политических деятелей и прочих представителей так называемой элиты общества. Как тебе это нравится, лейтенант?
– Если мне что и не нравится, капитан, так это то, что все они только заходят. И никто не выходит. Так не бывает, мамой жены клянусь! – ответил молодой полицейский.
– Бывает, на скотобойне, – ответил капитан, и рассмеялся. Но увидев, что его напарник смотрит на него с недоумением, не поняв шутки, тоже стал серьезен. – А, впрочем, ты прав.