Когда Борис вышел из самолета местной авиалинии, который выполнял чартерный рейс до острова Барри, у трапа его поджидал низкорослый мужчина в темно-зеленом кепи с огромным козырьком, позволявшим видеть только его небритый, словно поросший мохом, подбородок. В руках он держал табличку, на которой было криво написано от руки большими буквами: «Borriss». Изъяснялся он на непонятном Борису гэльском языке, родном для жителей Гебридских островов, а также жестами и мимикой. Но Борис так ничего и не понял. Тогда мужчина с досадой махнул рукой, повернулся и пошел, сделав ему красноречивый знак следовать за собой.
За воротами аэропорта их поджидал старенький, весь во вмятинах и с облезлой краской, двухместный автомобиль, в крошечном салоне которого они с трудом разместились. Мужчина был, говоря по-русски, никудышным водителем. Он то немилосердно жал на газ, то слишком резко тормозил, автомобиль трясло, кидало из стороны в сторону, и то и дело заносило на обочину. Когда они, примерно через полчаса, пересекли остров и остановились, едва не заехав в море, Борис испытал прилив радости, что они добрались до места назначения живыми и невредимыми. Но затем мужчина уехал, даже не кивнув ему на прощание, и радость Бориса померкла. Он помнил, что на острове Барра должен был пересесть на морской паром до острова Льюис. Но там, куда его привезли, парома не было. А сам причал – уходящие в море деревянные полусгнившие мостки с гнутыми от сырости перилами, – выглядел слишком хлипким и ненадежным, чтобы служить пристанищем для морского парома, пусть даже со скидкой на малые размеры островов, которые тот связывал между собой. Самое большее, что этот причал мог себе позволить – это рыбацкая лодка, возвратившаяся с уловом, да один-два рыбака, которые с трудом смогли бы разминуться на его мостках. Борис напрасно прождал минут десять, затем решил позвонить по одному из номеров, которые должны были остаться в памяти телефона после звонков с указаниями по маршруту. Однако мобильника не было. Борис вывернул все карманы, и даже вытряс рюкзак. Но не нашел его. То ли он выпал в самолете, то ли каким-то неведомым образом трубку утащил его недавний провожатый. Борис вдруг вспомнил, что несколько раз тот, как будто случайно, прикасался к его одежде. Верить в это не хотелось. Но других версий не приходило на ум.
И вокруг не было никого, кто бы мог прийти ему на помощь.
– Вот тебе, бабушка, и Юрьев день, – пробормотал Борис растерянно. – Или лучше сказать, применительно к случаю, день на Ивана Купалу? Эй, Катриона, ты меня слышишь? Отзовись! Или явись! Как там говорилось в сказке про Конька-Горбунка? Встань передо мной, как лист перед травой! Или это было про Сивку бурку, вещую каурку? А, чтоб их всех корова забодала!
Борис окончательно запутался в персонажах русских народных сказок и отвел душу, осыпав их проклятиями. Но все равно слышали его только чайки, низко летающие над водой и издающие изредка удивленные гортанные м протяжные возгласы.
Близился вечер. Сумерки начали скрадывать расплывчатые очертания горизонта. Море нахмурилось, небо полиловело. Пейзаж был красивым, но слишком пустынным для человека, который за несколько часов пересек почти полмира, а сейчас был вынужден томиться в неизвестности на берегу чужого ему Гебридского моря, одно название которого уже вызывало у него ледяную дрожь, сопровождающую предчувствие чего-то недоброго, что могло с ним случиться.
Борис с самым унылым видом и не противоречащим ему настроением сидел на мостках уже целый час, когда к причалу подошла рыбацкая лодка под парусом с надписью «Эйлин Мор» на борту. Управлял ею какой-то мужичок в непромокаемой брезентовой робе и наброшенной на голову зюйдвестке, которая скрывала его лицо. Он что-то лопотал на своем языке, вероятно, тоже гэльском, но сумел понять много раз повторенное «Эйлин Мор» и умоляющие жесты Бориса. Рыбак показал растопыренную пятерню, и теперь уже Борис догадался, что морская прогулка до маяка на лодке с одноименным названием обойдется ему в пять фунтов стерлингов. Он радостно закивал, достал деньги, которые, на свое счастье, обменял в лондонском аэропорту, показал их рыбаку. Тот кивнул, и Борис запрыгнул в лодку. Рыбак взялся за весла. Когда они отошли от берега на достаточное расстояние, то пошли под парусом, который туго надувал свежий вечерний бриз. Лодка мягко покачивалась на воде, разрезая носом волну. Горизонт окрасился в багровые тона. Огромная луна зависла над лодкой, проложив широкую серебристую дорожку по морю. Борис сидел на корме, прикрыв глаза. Он и сам не заметил, как заснул, убаюканный усталостью, качкой и равномерным плеском волн.