– Требует? – зловеще рассмеялся Филиппус Ван дер Витт. – Тогда передай им мой ответ, Алдрик.
С этими словами он взял со стола мушкетон и выстрелил Алдрику в лицо. Помощник капитана упал, окрасив пол каюты кровью. Гул на палубе стих. Матросы оцепенели от ужаса.
– – Продолжим, святой отец? – спросил Филиппус Ван дер Витт. – Ваши сундуки уже почти пусты.
– Да, сын мой, – ответил мнимый священник. Его глаза сверкали, как два факела. – Конец уже близок.
С этой минуты удача отвернулась от Филиппуса Ван дер Витта. Раз за разом метал он алмазные кости на стол, и каждый раз проигрывал отцу Игнасио. Вскоре тот отыграл все свои сокровища, но капитан уже не мог остановиться. Он поставил на кон сначала все свои деньги, затем драгоценности, а в завершение всего – свой барк. Но проиграл и его.
– У меня ничего нет, святой отец, – сказал он, вытирая ледяной пот со лба. – Только моя жизнь. Но зачем она вам…
– Ты прав, твоя жизнь мне ни к чему, ей грош цена, – согласился мнимый священник. – Но я предлагаю вернуться к нашей первоначальной ставке.
И на удивленный взгляд капитана он пояснил:
– Ты поставишь свою душу!
– Согласен! – ответил, не раздумывая, Филиппус Ван дер Витт.
И они бросили кости. Отец Игнасио выиграл.
– Моя душа ваша, святой отец, – произнес Филиппус Ван дер Витт и потянулся за мушкетоном.
Но перед Филиппусом Ван дер Виттом сидел уже не отец Игнасио, а тот, кем он был в действительности – сам Сатанатос, который наслаждался своей местью и собирался продлить мучения жертвы.
– Не так быстро, Филиппус Ван дер Витт, – прогремел голос, заглушивший гул моря, словно раскат небесного грома. – Я ждал долго этой минуты, но тебе придется ждать еще дольше своего смертного часа. Твои преступления в эту ночь превысили даже мою меру. Ты обрек себя до скончания века скитаться по морям и быть свидетелем того, как гибнут суда, слышать стоны и проклятия моряков. Где бы ни тонуло судно – ты будешь там. И проклянут тебя люди во веки веков, считая не свидетелем, а виновником своих бедствий!
– И ты не оставишь мне ни малейшей надежды? – содрогнувшись, вымолвил Филиппус Ван дер Витт.
– Ты прав, – усмехнулся Сатанатос. – Это было бы немилосердно. Если однажды твой корабль потерпит крушение, и кто-нибудь из капитанов проходящего мимо судна откажется помочь тебе – это будет час твоего искупления. А он займет твое место.
– Это не надежда, а еще большее проклятие, – поник головой Филиппус Ван дер Витт. – А что будет с моей командой? Они тоже обречены?
– Они не виновны, – ответил Сатанатос. – Поэтому они могут на шлюпках покинуть твой проклятый корабль. Но тот из них, кто доберется до берега, позавидует мертвым, если выскажет хоть слово сожаления о твоей участи.
– А Алдрик? Мой бедный Алдрик! Ведь ты можешь…
– Алдрик уже в раю, – ответил Сатанатос с нескрываемым сожалением. – И я бессилен что-либо изменить.
Он протянул свою костлявую руку, коснулся безымянным пальцем, на котором сияло кольцо с алым, как свежепролитая кровь, драгоценным камнем, лба Филиппуса Ван дер Витта, поставив на нем свое несмываемое клеймо, и произнес:
– А ты – да будь проклят во веки веков!
Так начались вечные скитания Филиппуса Ван дер Витта, которого люди прозвали капитаном-призраком проклятого корабля «Летучий Голландец»…
Глава 9
Грир замолчал, налил себе очередную добрую порцию виски в стакан, плеснул в горло. Он был доволен эффектом, который его рассказ произвел на слушательниц. Глаза Катрионы восторженно сияли, Арлайн загрустила.
– Вечное проклятие – это ужасно, – тихо произнесла она. – Как я его понимаю… Бедный Филиппус!
– Сам виноват, – возразила Катриона. – Так увлечься игрой, что проиграть собственную душу… Ну, знаете ли, это слишком!
– А я так думаю, что его вины здесь нет, – заявил Грир. – Если бы Сатанатос его не искушал, ничего бы не случилось.
– А собственная воля? – не согласилась Катриона. – А разум? А чувство долга? Если предположить, что все это просто слова, и стоит только духу зла щелкнуть пальцами – и ты начнешь плясать под его дудку, что тогда нам остается? Идти в монахини, чтобы молиться и проливать слезы раскаяния?
– Но ведь люди пляшут под волынки эльфов, стоит нам только заиграть, – усмехнулся Грир.
– Но эльфы не предают их за это вечному проклятию, – заявила Катриона. – Немного помучают – и все.
Грир рассмеялся.
– Возможно, Сатанатос думает так же. Разница только в деталях. В его распоряжении вечность, в отличие от нас, простых духов природы. И для него «немного» растягивается на чуть больший промежуток времени.