Еще одна пьеса «Тиль» Г. Горина по великому роману Шарля де Костера решена театром в том же ключе. К. Паустовский писал: «Легенду об Уленшпигеле» можно назвать вещей книгой — в хорошем значении этого слова. Она предвещает победу человеческого разума и справедливости и неизбежную гибель всего, что является на земле носителем тьмы, жестокости, корысти и насилия. Она предвещает дни народных побед, ликований, осмысленного и радостного труда». Вот это великое духовное начало, страстная вера в неистребимость народа, его бессмертие и конечное торжество легли в основу замысла нашей постановки.
Наша «шутовская комедия», где сам жанр звучит парадоксом по отношению к трагическим событиям легенды, в которой так естественен сплав, впрочем, как это бывает и в жизни, смеха и страдания, шутки и подлости, любви и ненависти, наполненная прекрасной музыкой Гладкова, где опять же переплетены мрачные картины сожжений и пыток, любви, плясок, бьющей через край жизнерадостности, безусловно говорит о проблемах, которые не могут не волновать современного зрителя.
Как «Швейк», так и «Тиль» потребовали решения определенных творческих задач. Когда мы заговорили о народном представлении, балагане, народном зрелище, буффонаде, от коллектива понадобилась раньше всего подлинная вера в самые невероятные предлагаемые обстоятельства, подлинный наив, присущий детской игре, а отсюда и внутренняя одержимость. Была проведена большая и длительная работа над ощущением темпо-ритма спектакля, пластикой, формой. Смех в этих спектаклях «излетал из светлой природы человека» (Гоголь).
В большой мере та же работа была продолжена в «Бане» В. Маяковского.
М. Е. Салтыков-Шедрин писал: «... для того, чтобы сатира была действительно сатирою и достигала своей цели, надобно, во-первых, чтобы она давала почувствовать писателю тот идеал, из которого отправляется творец ее, и, во-вторых, чтобы она вполне ясно сознавала тот предмет, против которого направлено ее тело».
Театр стремился в своей работе быть совершенно определенным. В. Маяковский говорил: «Что касается прямого указания, кто преступник, а кто нет, у меня такой агитационный уклон, я не люблю, чтоб этого не понимали. Я люблю сказать до конца, кто сволочь». Артисты, занятые в спектакле «Баня», Б. Петров — Чудаков, В. Чечеткин — Велосипедкин, В. Корнилов — Фоскин, Н. Ларионов — Ночкин, Т. Малухина и В. Романова — Поля с удовольствием следуют этому пожеланию поэта. Великолепны Л. Варфоломеев — Победоносиков, П. Кулешов — Оптимистенко, В. Милосердов — Иван Иваныч, Ю. Цапник, В. Кругляк — Бельведонский, О. Сафронова — мадам Мезальянсова, А. Гусенков — Моментальников. И все же основой решения, хотя во многом озорного спектакля, оригинально оформленного Т. Сельвинской, с музыкой нашего земляка Е. Гудкова, хореографией В. Панферова, стала мысль о страстной мечте молодых рабочих и ученых о коммунизме, о нетерпимости к недостаткам, бюрократизму, равнодушию, корысти. Спектакль органично вписался в репертуар театра. Он был посвящен 60-летию Великого Октября и отмечен премией Министерства культуры СССР.
Огромный интерес вызвал спектакль «Бал манекенов» Б. Ясенского в постановке наших польских друзей. По духу своему, внутренней сатирической направленности, по своей фантасмогоричности автор пьесы очень близок к мироощущению В. Маяковского. В то же время в постановке Ежи Яроцкого — это убийственно-яркая сатира на буржуазную социал-демократию, ее предательскую роль в современном рабочем движении. Здесь тоже звучит тема маленького человека. Необыкновенно трогателен Ю. Цапник — Манекен, с его незащищенностью перед страшным уродливым миром чистогана. Чрезвычайно интересной для творческого коллектива была работа над пластикой спектакля, где Е. Яроцкий и В. Панферов — хореограф спектакля — сумели найти внутреннюю органику жизни персонажей на сцене. На фестивале польской драматургии в СССР этот спектакль получил первую премию.