Интересно, содержательно играли в спектакле Е. И. Агеев, Ю. В. Цапник, О. В. Сафронова. Мне дали роль Глобы. Роль прекрасная, многие актеры в свое время блистали в ней, я знал это и, признаться, на первых порах растерялся. Играть ее традиционно не хотелось, а своего решения никак не находил. Поэтому нервничал. Мне казалось, что и грим не тот, и режиссерская трактовка не такая. Было уже сыграно немало спектаклей, а я все не мог остановиться на гриме: то наклеиваю бороду, то снимаю ее, то играю в парике, то без него. Ну, а суть? Привычное исполнение Глобы — это русский веселый, бесшабашный человек, идущий на смерть с песней. Здорово? А мне кажется, верно сказал о моем герое, когда мы были на гастролях, смоленский рецензент: «Есть люди, которых горе делает добрее. Они смеются, поддерживая павших духом товарищей даже тогда, когда на душе кошки скребут. Именно таким предстает перед нами Глоба Милосердова: шутки, комплименты, острые словечки — кажется, легкий человек. И только иногда мы видим в его глазах горе. Мы так и не узнаем, какое оно. Впрочем, мало ли его было у русских людей в том тяжелом 41-м году?»
Да, непросто найти свое решение образа и трудно опрокинуть его привычное понимание. «Русские люди» сыграны более 100 раз, сотый раз мы играли в Москве, на творческом отчете, но об этом в заключение...
Мы живем и трудимся в индустриальном миллионном рабочем городе. Показать со сцены человека труда, его заботы и радости, его мечты и устремления — для театра высокая честь. За годы работы много было спектаклей на «рабочую» тему и среди них нашумевшие в свое время «Человек со стороны» И. Дворецкого и «Сталевары» Г. Бокарева.
На нашей сцене удачными получились «Сталевары» в постановке И. К. Перепелкина, причем после большого успеха этой пьесы в МХАТе. Наше оформление напоминало мхатовское, а в остальном спектакли получились совершенно разные. Прежде всего, необычен наш Хромов (А. В. Михайлушкин). Обаяние актера, его юмор вывели Хромова на первый план, хотя автор, несомненно, главного героя видел в Лагутине. И несмотря на то, что Л. И. Варфоломеев, игравший Лагутина, был прост и убедителен в своих искренних, но не всегда верных поступках, симпатии зрителей оставались на стороне Хромова. Пьеса волновала зрителей насущными проблемами, которые каждый должен решать честно и бескорыстно. На моей памяти, разве только «Битва в пути» в постановке Н. А. Медведева в 1959 году имела такой резонанс. Спектакль шел с успехом несколько лет, причем более 30 раз на аншлагах. В нем молодые актеры А. В. Михайлушкин, Л. И. Варфоломеев, В. М. Чечеткин, А. В. Готовцева, Н. Г. Ларионов сумели исполнить свои роли на высоком уровне. Для ветеранов сцены после этого спектакля стало очевидным, что смена подросла не просто хорошая, но зрелая, современно мыслящая...
Этапным для театра стал спектакль «Протокол одного заседания» А. Гельмана в постановке Н. Ю. Орлова. Зрители увидели его в преддверии XXV съезда КПСС. Московские и ленинградские критики, просмотрев спектакль, нашли его удачным по режиссерскому решению и актерским работам. Первым назвали В. М. Чечеткина: он с убедительной простотой играл бригадира Потапова, скромно, но твердо отстаивавшего свою позицию вмешательства в государственное дело. Потапов — Чечеткин верил в силу парткома и явился на его заседание приодевшись. Этим он подчеркивал важность предстоящего разговора и уважение к парткому. Вел он себя с достоинством, с откровенным желанием помочь тресту выбраться из тупика. Управляющего трестом играл Л. И. Варфоломеев. И здесь удача.
Батарцев не понимал Потапова потому, что стал рабом текучки, начисто позабыв о подлинных государственных интересах. Это непонимание в спектакле было четко выстроено режиссером. Оно усиливалось еще одной фигурой — секретаря парткома Саломахина (Н. Г. Ларионов). Вначале незаметный, даже невзрачный, он проявляет страстную непреклонность, когда настала пора принять единственно верное решение, поддержать Потапова, взять всю ответственность на себя и добиться изменения плана для треста.
Спектакль создал нужную атмосферу, позволил вовлечь в гущу событий весь зрительный зал. И оттого не было сцены и зала, а был театр, где все вместе — актеры и зрители — создавали произведение искусства...