Выбрать главу

«Варлам, сын Захария». Тамара — П. Конопчук. 1982 г.

Варлам Арабули — Л. Варфоломеев, Георгий Иванович — В. Пильников

«Мы, нижеподписавшиеся». Нуйкина — А. Келлер, Шиндин — Ю. Цапник, Девятов — В. Милосердов. 1979 г.

«Ретро». Диана Владимировна — А. Келлер, Николай Михайлович — В. Чечеткин, Роза Александровна — П. Конопчук. 1980 г.

 «Кафедра». Сцена из спектакля. 1980 г.

«Деньги для Марии». Дед Гордей — П. Кулешов, Комариха — Л. Маркова. 1979 г.

Василий — В. Чечеткин, Кузьма — Н. Ларионов, Мария — Ф. Охотникова

«Деньги для Марии». Сцена из спектакля.

«Святая святых». Кэлин Абабий — В. Созонтов, Мария — Т. Кобяк, Груя Михай — В. Гаев. 1981 г.

К. Симонов среди челябинцев после спектакля «Русские люди». 1978 г.

 У Кремлевской стены

Открытие гастролей в Москве. Приветствует Е. Н. Гоголева. 1978 г.

У памятника А. Островскому

Оформление спектакля «Любовь Яровая» художником Т. Дидишвили. 1982 г.

Реклама театра в разные годы

ПЯТЬДЕСЯТ ЛЕТ НА СЦЕНЕ

В. ВОХМИНЦЕВ,

журналист

Как измерить то, что сделано актером?

Архитектор увековечивает свой труд зданием, писатель — книгой, живописец — картиной. Плоды творческих исканий киноактера закрепляются на киноленте. Но ничего такого нет у артиста драматического театра. Отыграл роль — и как будто все исчезло. В лучшем случае останутся на память рецензии, да разве что сохранится костюм в шкафу предусмотрительного костюмера.

И все-таки... Передо мной снимки. Они, конечно, отражают лишь малую долю большой и сложной работы над ролями. Но по ним все же можно составить представление о характере, о направлении творчества, о диапазоне дарования артиста.

И с этой точки зрения весьма примечательны снимки, запечатлевшие П. А. Гарянова.

Вот худенький юноша с буйной копной черных волос поднял на фотографа большие, внимательные глаза. Это бытовой снимок. Тут нет ни грима, ни парика. Но и на снимках, расположенных в соседстве, тоже можно заметить лишь небольшой грим. Тут барон Тузенбах из «Трех сестер», Петя Трофимов из «Вишневого сада», шекспировский Ромео, Фердинанд из «Коварства и любви», Хлестаков из «Ревизора».

Но чем больше отдаляются снимки от фотографии худенького юноши, тем больше становится грима, появляются парики, бороды. И вот, наконец, совсем иные роли. Даже в тех же самых пьесах. Из «Трех сестер» уже запечатлен Андрей, из «Вишневого сада» — Гаев, из «Ромео и Джульетты» — Лоренцо, из «Коварства и любви» — Миллер, из «Ревизора» — Земляника.

Ну что ж, это вполне естественно: с возрастом артиста меняется и возраст роли.

А вот снимки одних и тех же периодов. Седоволосый Кутузов смотрит на зрителя мудрым проницательным оком. Профессор Полежаев пристально устремил на собеседника живой, энергичный взгляд. А рядом плутовато ухмыляется Косме из «Дамы-невидимки» П. Кальдерона. И далее: московский металлург Егор Лутонин и генерал Стессель; профессор Петр Иванович из пьесы В. Розова «В добрый час!» и сатирически изображенный бездельник и пустобай Гуго из пьесы А. Токаева «Женихи».

Эти роли сыграны примерно в одно время, и возрастной признак здесь не имеет значения. А роли и впрямь совершенно разные. И для того, чтобы сыграть их правдиво, нужно обладать большим даром перевоплощения, то есть способностью войти во внутреннюю жизнь изображаемого характера. Говорят, актер подобен мичуринцу. На собственных чувствах, переживаниях, наблюдениях, привив к ним черты характера, изображенного драматургом, он должен взрастить плод, не похожий на себя.

Этот ценный дар перевоплощения рано проявился у Павла Абрамовича Гарянова. Еще в отроческом возрасте, учась в ремесленной школе, он сыграл Сваху в самодеятельной постановке «Женитьбы» Н. В. Гоголя. Почему именно ему учитель поручил тогда исполнять эту роль, Павел Абрамович до сих пор не знает. Но когда он надел платье и загримировался, за кулисами поднялся неудержимый хохот. Мальчик обиделся и убежал. Учитель вернул его, успокоил, и юный артист исправно выполнил свою нелегкую творческую задачу. По окончании спектакля, когда все участники вышли раскланиваться, учитель попросил исполнителя роли снять парик. Увидя мальчика, зал ахнул от изумления, раздался громкий смех, и потом долго звучали бурные аплодисменты.