Выбрать главу

Этот спектакль явился своеобразной лирической исповедью о высоких помыслах человека в искусстве и в жизни. Специальный корреспондент газеты «Советская культура» писал в 1960 году: «Спор из словесного поединка превратился в глубокий психологический конфликт между двумя полярно противоположными точками зрения на... жизнь. Конфликт между компромиссами Тригорина и трагической бескомпромиссностью Треплева, выявленный остро и четко, определил новизну и актуальность «Чайки» в постановке челябинцев». «Спектакли Челябинского театра,— писал рецензент,— хороши тем, что не заканчиваются финальным занавесом. Наоборот, после того, как Вы покидаете зрительный зал, начинается их вторая, куда более длительная жизнь. Волнения приходят к Вам вместе с воспоминаниями и раздумьями о виденном. И Вы во второй, в третий раз переживаете то, что пережили уже однажды в театре». Сказанное со всей очевидностью подтверждает: челябинский зритель с каждым спектаклем предъявлял театру все более высокие требования, и не только потому, что любил его, но потому, что театр становился для него неотъемлемой частью духовной культуры. Зритель хотел видеть правду жизни, правду о себе, раскрытую с истинно художественным мастерством.

В те годы создатели спектаклей по пьесам русских писателей XIX века еще не ставили перед собой задачу непременной модернизации классики, прямых параллелей между прошлым и настоящим временем. Доверительно относясь к классическому произведению, справедливо полагаясь на свое художественное чутье и объективную оценку, они бережно подходили к великому наследию и достигали поставленной цели — переклички прошлого с современностью. И если художественная сторона спектакля порой оставляла еще желать лучшего, то эмоциональная сторона, его подтекст безошибочно доходили до зрителя, вызывая в нем нужную ответную реакцию.

«Служенье муз не терпит суеты: Прекрасное должно быть величаво». Этот пушкинский завет и сегодня ни в коей мере не утратил своего значения.

В 1944 году на сцене театра имени С. М. Цвиллинга появился спектакль «Три сестры» по пьесе А. П. Чехова. Режиссер Э. Б. Краснянский и художник В. Л. Талалай сумели создать цельный и завершенный спектакль, в котором каждая роль стала значительной. Ансамбль спектакля, его идейный пафос — лучшие стороны этой работы. И. Г. Баратова (Ольга), А. С. Лескова (Маша), Е. 3. Сперанская (Ирина) выявили свои дарования в чудесных образах, полных чистоты и благородства. Каждая из этих ролей в спектакле явилась выражением яркой индивидуальности актрис. Острый характерный рисунок образа Чебутыкина создал Н. А. Соколов. Чебутыкин — смесь пошлости и откровенного невежества. Надменный и циничный Соленый (Е. И. Агеев), ограниченный и нудный Кулыгин (Е. В. Кириллов) — носители отвратительных сторон отживающего мира, точно определили социальную направленность спектакля.

Спектакль «Три сестры» получил всесоюзное звучание как один из лучших периферийных спектаклей по русской классике.

Памятным событием в театральной жизни Челябинска явилась постановка спектакля «Мертвые души» (инсценировка М. Булгакова по поэме Н. В. Гоголя). Роль помещика Плюшкина исполнял В. Я. Смолин, Собакевича — А. Я. Мазуров, Манилова — Е. Л. Романовский. Лучшей была работа П. И. Кулешова, создавшего в образе Чичикова собирательный тип хищника-буржуа, ловко приспосабливающегося к жизненным обстоятельствам. Изворотливость и лесть в сочетании с наглостью и беспринципностью обобщали низменное содержание человека, показывали неотвратимость его нравственного падения. Воспитательная функция спектакля таким образом была реализована.

Акцент другой постановки пьесы Н. В. Гоголя «Ревизор» в 1951 году был ориентирован на связь с современной западной цивилизацией. Режиссер В. В. Люце и художник И. Сегаль напоминали зрителям этим спектаклем о живучести капиталистических сквозников-дмухановских, парламентских держиморд и т. д. В спектакле ясно прочитывался адресат — международная реакция, которой объявлялась непримиримая борьба.

В этой постановке речь шла не столько о частных картинах уездных нравов, сколько об «институтах» старой царской России. Образы Городничего (Е. И. Агеев), Хлестакова (П. М. Шустиков), Осипа (Е. И. Прейс), Добчинского (П. И. Кулешов), Ляпкина-Тяпкина (И. Е. Рагозин), Земляники (П. А. Гарянов), Хлопова (В. А. Виннов), Шпекина (Е. Л. Романовский, Е. В. Кириллов), Бобчинского (М. Г. Галин), Анны Андреевны (К. И. Оршанская), Марии Антоновны (Л. М. Мамонтова) — звучали как типы-обобщения с явно выраженной политической окраской.