Другие тюлени, морские львы или морские слоны, уже оставили бы своего детеныша, чувствуя опасность. Но для нее он был единственным ребенком на весь огромный океан, и за последние недели она не знала никого, кроме него. Когда он не появился на волнорезе, она спустилась в воду, хотя знала, что там ее все еще подстерегает опасность...
Еще сохранились признаки быстрой белой смерти в открытом океане. Но она проигнорировала риск и проплыла вдоль берега, загребая ластами и правя хвостом. Вдруг, неожиданно она остановилась и сразу поняла, что там побывал ее детеныш. Собака все еще рылась в песке... Тогда тюлениха отплыла на десять футов от берега...
Она не могла хорошо рассмотреть пляж в свете заходящего солнца и не чувствовала запаха своего детеныша. Но вслушивалась... Может быть, он закричит? Он пока молчал.
Ей снова показалось, что со стороны океана идет беда, и она проплыла по поверхности на пятнадцать футов ближе к берегу. Ее увидел пес и стал лаять. Она ждала, выгибая шею, пока зайдет солнце...
Предварительное слушание в суде, проходившее в офисе мэра, потому что в Эмити не было здания суда, завершилось. Вилли Нортон, мировой судья, положил ноги на стол мэра и откинулся на спинку шикарного кресла, приобретенного специально для мэра за сто тридцать долларов в магазине "Сирз".
- Ну что ж, Броуди, - сказал Нортон, гипнотизируя его тревожным взглядом. - Думаю, завтра его, скорее всего, выпустят. Но должен тебе сказать, что на этот раз ты-таки отличился.
Послышался металлический звук. Это Генри Кимбл захлопнул дверь камеры. Броуди должен был радоваться, но в животе бурчало и одолевало ощущение нереальности происходящего. А что, если он поспешил? В конце концов, тюлень всего-навсего тюлень, и нечего было ерепениться. А что касается аквалангистов, возможно, он был не прав? С ними могло произойти все что угодно, если вспомнить, что они надрались перед погружением.
- Мы действовали вместе, - напомнил он Нортону.
- Не думаю, что можно подать в суд на мирового судью, - сказал Нортон.
Он водил школьный автобус, был лидером бойскаутов, членом торговой палаты, возглавлял объединенный комитет учителей и родителей, а вообще работал на бензозаправочной станции и хотел сделать карьеру. Броуди надеялся, что не испортил Нортону бойцовского настроя. А тот спрашивал:
- Нет, ты мне скажи, Броуди, можно ли подать в суд на мирового судью? Можешь ли ты это сделать?
- Никто ни на кого в суд не подаст, - успокоил его Броуди и встал. - Будь он проклят! Он же нарушил городское постановление об огнестрельном оружии да еще федеральный закон. Как же он подаст в суд?
Ему хотелось верить собственным словам.
Затем он посмотрел, составили ли его помощники график дежурства на ночь возле камеры с заключенным. Если их первого заключенного за последние три года завтра не выпустят на волю, неизбежны проблемы с бюджетом и нелегкий разговор с муниципалитетом об оплате сверхурочных. Да, еще он забыл: ведь заключенному полагался ужин за казенный счет, а ключ от сейфа, где хранились деньги, остался у Полли. Он дал Анджело три доллара из своего кармана и посоветовал взять ужин в новом ресторане "Полковник Сандерс" на углу Уотер-стрит и Нантакет-стрит.
- Надеюсь, он подавится, - сказал на прощанье.
Броуди запер в сейф винтовку как улику, прошелся мимо камеры, чтоб бросить прощальный взгляд на арестованного, сидевшего на скамейке и со страстью проклинавшего его. Как сказал Вилли Нортон, завтра его наверняка выпустят, когда появится его адвокат. Должно быть, произойдет еще что-нибудь, чтобы испортить ему выходные дни окончательно.
Внезапно Броуди вспомнил, что позабыл сообщить в газету "Эмити лидер" об аресте. Посмотрел на часы. Гарри Мидоуз, чью страсть к обжорству превосходил лишь его аппетит к работе, наверняка у себя и готовит номер на завтра. Он позвонил и разговаривал достаточно громко, чтобы пробудить у арестованного подозрение, будто их могут подслушать телеграфные информационные агентства. Рассказал Гарри первую историю из жизни полиции этим летом.
- Так куда он попал? Всего-навсего в тюленя? - переспрашивал Мидоуз без большого интереса.
- В детеныша тюленя, - убеждал Броуди. - Послушай, Гарри, ты в понедельник разрыдался на полполосы из-за того, что страдают бедные крабы-малютки.
- Да, но в понедельник ничего больше не произошло, а сейчас у нас утонули два аквалангиста и взорвался катер с водными лыжами. К тому же у меня три колонки о предстоящей регате. Если я этого не напечатаю, твоя жена сказала, что больше со мной разговаривать не будет.
- А можно предположить, - втолковывал Броуди, - что и аквалангисты, и катер с водными лыжами на совести этого сумасшедшего подлеца?
Газетчик, видимо, заинтересовался. Последовало долгое молчание.
- У тебя действительно что-то есть? - спросил, наконец, Мидоуз.
Броуди слышал, как арестованный сержант Джеппс встал и подошел к двери камеры.
- Ну, - сказал в телефонную трубку, - у меня есть свои подозрения.
- Я могу тебя процитировать?
Броуди постучал пальцами по столу, пожалев, что практически ничего не знает о законе, по которому его могли привлечь к суду за клевету.
- Нет, расследование продолжается.
- Тогда больше ничего не надо, - ответил Мидоуз и повесил трубку.
Броуди сладко улыбнулся Джеппсу, глядевшему на него во все глаза, излучавшие звериную ненависть. "Боже, - подумал он, - если мне когда-либо придется проезжать на машине через Флашинг, они меня пристрелят на месте".
Затем Броуди отправился домой.
Детеныш тюленя обосновался в гараже. Его назвали Сэмми. Повязка с хвоста сползла. А Шон был у него отцом, матерью, приятелем и учителем одновременно. Он держал тюлененка на коленях, хотя тот весил не меньше сорока фунтов. Перед своим питомцем он поставил банку сардин, тарелку с сосиской и блюдце с молоком.
- Папа, он все время плачет. Посмотри на его глаза.
У самого Шона глаза тоже были на мокром месте.
Но он был прав. Огромные темные глаза тюленя были в самом деле заполнены слезами.
- Я позвоню доктору Лину или еще кому-нибудь, - пообещал Броуди.
- Он отказывается есть.
- У него был тяжелый день.
- Он все время срывает повязку.
- Природа лучше знает, что делать, - заметил Броуди и поморщился. - Эй, что происходит?
- Шон встал и покраснел.
- Он не виноват. Он же еще не приучен.
- Что в ты знал, приятель, ты весь в тюленьем дерьме, - сказал Броуди, разыскал место почище на верхушке носа Шона и поцеловал. - Сбрось одежду у двери кухни, беги голышом мимо матери прямо в ванную. Я никому не скажу.
Шон скрылся.
Броуди набрал в ведро воды и стал мыть гараж. Сэмми перебрался поближе, посмотрел на него своими темными влажными глазищами и отряхнулся, как собака, обдав Броуди экскрементами.
Броуди пожелал, чтобы толстого сержанта приговорили к пожизненному заключению.
8
Нейт Старбак сидел на табуретке в комнатушке, где он проявлял фотопленку. Он ненавидел эту работу и предпочел бы даже оказаться наверху с Линой и смотреть телевизор. Его тощий зад страдал на жесткой табуретке, болела спина от стояния за прилавком весь день, а от запаха проявителя и закрепителя его тошнило с детских лет.
Но можно было заработать лишний доллар, если проявить пленку и отпечатать снимки здесь, а не отсылать в лабораторию в Манхэттене. Его отец когда-то этим занимался и, вполне возможно, его дед, если в 90-х годах прошлого столетия было фотодело. Туристы всегда готовы заплатить вдвойне за срочную работу, не понимая, что срочность - дело обычное. Приходилось учитывать каждый цент, ведь половина дохода Старбака уходила на выплаты процентов за банковский кредит. Да и не так давно он очень близко подошел к угрозе банкротства...