– Скорее всего, – подтвердила Злата Васильевна. – Вероятность того, что акула попала к нам из Белого моря, через Онегу и Ладогу, ничтожна. Не проплыла бы такой долгий путь, никем не замеченная.
– И эта лазейка… – начал было Властимир, но я перебил:
– Этим я займусь сам. Съезжу в Константиновский форт, узнаю, не случалось ли каких-то нештатных ситуаций.
«Если ЛБ даст добро на такую поездку, – добавил я мысленно. – Высшая политика, будь она неладна…»
– А Хуммель пусть проведет разведку в Мирах, – мягко посоветовала Злата Васильевна. – Если акула – посланец кого-то из Древних, то следы открытого для нее прохода должны еще остаться.
– Как-то мелко для Древних, – усомнилась Импи. – Заколбасить сюда акулу, чтобы та отчекрыжила ногу туристу? Не смешите мои тапочки…
Злата Васильевна едва заметно поморщилась, ее отнюдь не приводит в восторг употребляемая сестричками лексика.
Я тоже не верил в происки Древних… Ни в данном конкретном случае, ни вообще. Но в квартальном отчете отдела этот пункт будет ласкать взор начальства. А позже пригодится на профаттестации.
– Мелко или не мелко, но пусть Хуммель проверит, – решил я. – Еще предложения есть? Нет? Тогда, Злата Васильевна, оформите все, что мы тут наговорили, в виде плана оперативных мероприятий.
Все делопроизводство в ОСВОДе лежит на плечах Златы Васильевны. Канцеляритом она владеет в совершенстве. Сегодня еще ладно, но иногда диву даешься, как наши бессвязные, а порой и бредовые мысли, высказанные на планерках, превращаются ее трудами в чеканные, комар носу не подточит, формулировки документов.
А я чуть позже внесу в план еще пару пунктов, пришедших в голову, но не озвученных перед сотрудниками отдела…
Едва планерка закончилась, позвонила с докладом Дана – все в порядке, дети разбужены, вымыты, накормлены, смотрят мультфильмы и ждут Наташу с Ларой.
Хоть что-то сегодня идет по плану… В моих же планах на сегодняшнее утро числился визит в нашу столовую и не очень приятный разговор с ее директором Мишкунцом. Вместо этого я отправился к Хуммелю – до научного совета оставалось полчаса, а мне еще изрядно шагать в зал для совещаний.
Кабинет Хуммеля напоминал не спальню, как можно было ожидать, исходя из рода его деятельности, – скорее небольшую больничную палату. Трехсекционная медицинская кровать, рядом с ней штатив для капельниц, два шкафа со стеклянными стенками, набитых шприцами и всевозможными аптечными банками-склянками.
Но сейчас владелец всей этой больничной мишуры дрых не на кровати, а полулежа в большом кресле, и к вене на его руке не тянулась прозрачная трубочка капельницы. Значит, сон не медикаментозный, естественный.
Я поздоровался.
– Привет, – ответил Хуммель, не просыпаясь.
Он очень многое умеет делать, не просыпаясь: ходить и говорить, кушать и снимать в банкомате деньги, однажды даже в ЗАГСе сказал «да», а проснувшись – подал на развод…
Но к серьезным разговорам спящий Хуммель неспособен, слишком малая часть его мозга бодрствует. Надо или будить (что не рекомендуется), или самому отправляться в его сон (но и на этом пути могут поджидать весьма неприятные сюрпризы).
– Ты не что-нибудь экстремальное снишь? – подозрительно осведомился я. – У меня после огненных демонов гаитянского ада, куда угодил твоими стараниями, две недели фантомные боли от ожогов не проходили.
– Не бойся, исключительно мирное сновидение. Умиротворяющее и в то же время бодрящее. Заходи.
Он протянул обе руки ладонями вверх, я положил на них свои ладони, почувствовав легчайшие электростатические разрядики – примерно такие ощущаются, когда снимаешь полусинтетический свитер, проносив его несколько часов.
Веки немедленно начали тяжелеть, глаза сами собой закрылись. Раньше мне требовалось несколько минут, чтобы оказаться во сне Хуммеля, теперь же все это происходит почти мгновенно. И я засыпаю стоя, уже без опасений, что оставленное без пригляда тело грохнется и расшибется, – сколько бы мы ни общались с Хуммелем в иллюзорном мире, в нашем пройдут доли секунды, и мои мышцы не успеют расслабиться.
…Ничего опасного в сновидении и впрямь не происходило. Синее, без единого облачка, небо, но солнце не жарит, температура самая комфортная. Пейзаж вокруг довольно однообразный: с трех сторон тянется равнина, заросшая высокими, мне по плечо, травянистыми растениями с листьями, собранными в зонтики. С четвертой – буквально в десятке шагов от меня – круто, почти отвесно, поднимается склон холма, поросший травой более привычного вида и размера. Но вопреки обыкновению тоненькие ее стебельки тянутся не вверх, а вниз – очевидно, выросли они слишком слабыми, неспособными противостоять гравитации.