Аника села и, поджав губы, посмотрела на новоявленного супруга.
«Интересно, кто-нибудь поверил, что девушка может согласиться выйти замуж за… за… за этого некрасивого человека?»
Разгадав мысли ее мысли, Сноу усмехнулся:
- Что, не гожусь на роль мужа для леди? – но веселость слетела с него так быстро, что упомянутая леди даже не успела ответить. – Айседора, пока мы плывем домой, вам следует хорошо подумать о том, что вы расскажите по прибытии. Учтите - ваши родители не в курсе произошедшего, а адепты из группы думают, что вы остались для выполнения дополнительных заданий. И, на мой взгляд, даже ректору Винд не следует знать о многих моментах, случившихся здесь.
Намек, содержавшийся в этих словах, очевидно сообщал, что самому профессору Сноу известно обо всех событиях до мелочей. В секунду Аника покраснела так, как никогда в жизни, поспешно отвернувшись, чтобы не встречаться с мужчиной взглядом.
- Айседора, - вновь начал он.
От стыда, обиды, нахлынувших воспоминаний и вульгарной злости, в том числе и на саму себя, Аника не выдержала, сорвавшись на того, кто был рядом:
- Не смейте меня так называть!
Сноу воспринял это как очередной каприз избалованной дочурки богатых родителей.
- Я вас предупредил. Решайте сами, что и кому говорить, но неясных моментов в вашей версии событий быть не должно.
Посетившее было желание - оспорить кураторство профессора Пургусон над данной адепткой - в момент испарилось. Закончив свой короткий монолог, он встал и вышел из каюты, решив подышать морским воздухом на палубе и предоставить истеричную девицу самой себе.
Выйдя под открытое небо и устроившись на корме корабля, Сноу задумался. Если судить по записям из дневника, девушка не была неуравновешенной, капризной и избалованной. Напротив, она казалась уверенной в своих желаниях и целях, четко рассуждающей и взвешивающей обстоятельства. Увиденное же шло в разрез с подобной картинкой. Для бывшего вояки были чужды сантименты, поэтому принять в расчет чувства он как-то не догадался.
Продолжая сидеть на кровати, Аника проклинала себя за несдержанность - этот сухарь не виноват, что ее так зовут. Через полчаса душевных терзаний она решила выглянуть из каюты и разыскать профессора, чтобы извиниться. На это ушло еще полчаса - корабль оказался значительно больше рыболовецкой лодчонки. Мужчина в черном, словно мрачный призрак, стоял на корме, глядя в сторону давно исчезнувшего из виду берега. Его темные волосы развевались на ветру, а поза говорила о внутреннем напряжении и сосредоточенности.
Молча Аника встала рядом, копируя мужчину. Этому трюку ее научили очень давно – хочешь расположить к себе собеседника - ненавязчиво повторяй его движения. Точно так же глядя вдаль, она тихо произнесла:
- Я хотела бы извиниться перед вами… Я была неправа, - дальше слова полились сами собой. Это было не то, что она хотела бы рассказать малознакомому человеку. Просто так получилось, что лежащий на сердце камень стал слишком тяжек, - отец назвал меня в честь своей любовницы, поэтому мое имя мне столь ненавистно. Если хотите обращаться ко мне по имени, зовите Аникой, - украдкой она стряхнула со щеки скатившуюся слезу и, проглотив подступающий к горлу комок, развернулась, чтобы уйти. – Спасибо, что пустились в это путешествие, чтобы вытащить меня. Вы могли этого не делать…
Сноу стоял все так же, ни разу даже не моргнув, словно какой-то каменный истукан. И хотя его лицо не выражало эмоций, мужчина в глубине души был поражен. Во-первых, даже в их современном обществе называть дочь в честь любовницы – это слишком, а на той ступени, на которой находятся Винтуры, вся их подноготная известна каждому встречному и поперечному. А, во-вторых, он не думал, что леди может найти в себе силы для извинений. Выходит, не такая уж она и выскочка. Все это были обычные человеческие чувства, от которых он сам привык абстрагироваться.
Кайл еще долго стоял, разглядывая темнеющее небо с выделяющимися на его сизом фоне мерцающие груды облаков. Морской простор пятнал оставляемыми их кораблем грязноватыми следами бурлящей пены. Профессор погрузился в себя, наблюдая за волнами, разбегающимися в стороны и будто играющим друг с другом в догонялки. Их шум, редкие крики птиц, скрип корабельных досок служили прекрасным фоном для мыслей. Правда, с каждой минутой они становились все медленнее и бесформенней - терялась нить рассуждений. Безуспешные попытки ухватить суть привели Сноу к выводу, что пора спать.