– Я из Ломоносовска. Хорошо знаком с Клавдией Павловной, её мамой. Зовут меня Яков Сверчок.
– Николай Эшба. – Увидев пытливые глаза Яши, добавил: – И ещё Мухин.
– Что?! А ну-ка повторите.
Николай улыбнулся, точно так, как улыбалась Катя.
– Николай Мухин-Эшба. Я воспитанник абхазской семьи.
– Сын подполковника Мухина? Из Краснодара?
– Всё верно.
Яша обошёл вокруг Николая, как тигр, кошачьим шагом.
– Садись, Коля, – приказал Яша. Оба сели.
– Слушай, Коля. Не сказать я не имею права. Но и сказать не могу. Ты об этом никому не скажешь, даже отцу…
– Отцу скажу.
– Эх! Тогда слушай. Катя Турбина – не Катя Турбина. А Тамара Мухина. Твоя родная сестра.
– Что вы…
– Я двенадцать дней ищу тебя, сидя на этой скамье. Кроме шуток. Специально приехал.
Яша рассказал Николаю всё, что знал.
– Можешь не сомневаться, всё проверено. Твоему покойному отцу, Григорию Ивановичу Мухину, недавно присвоено звание Героя Советского Союза. Посмертно.
Николай невольно встал. И Яша встал. Оба безмолвно смотрели на солнечное море, словно молчаньем отдавали честь Герою.
– А я и не знал, – тихо сказал Николай. – Едем, Яша, к нам. Расскажем отцу. Между прочим в Ломоносовск поехали мой брат Анатолий и его друг, Коста Джонуа. Они разыскивают сестру.
– Они сейчас в Ломоносовске?!
– Да. На днях получили телеграмму.
– Едем на междугородную. Скорей. Я позвоню Андрею. Он их разыщет и сообщит им.
– Отец в городе, сперва скажем ему. Он ждёт меня в обкоме.
Гуляющие курортники ровно ничего не понимали, но улыбались, наблюдая, как какой-то пожилой абхазец сжимал в объятиях невысокого молодого человека. Сперва с криком прижал его к груди, затем поднял на воздух и понес к машине.
– Я чувствовал, что Катя моя дочь!! – кричал, размахивая руками, Еснат. – Теперь у меня полноценная семья. Яша, тебя будут благодарить двести восемьдесят шесть родственников. И сам Алиас Эшба. Коля, гони домой, как ветер. Будут свистеть – заплачу штраф.
Теплоход «Абхазия» экскурсионным рейсом доставил Клавдию Павловну и Бориса Ивановича в Сухуми, в девять утра. В одиннадцать пассажиры отправились осматривать город.
На углу проспекта Ленина и улицы Лакобы Бориса Ивановича привлек красивый киоск с газированной водой. Над батареей сиропниц жужжали пчелы… Борис Иванович, наслаждаясь, пил воду с сиропом «Свежее сено».
– Прелесть какая вода, – поманил он Клавдию Павловну.
Борис Иванович уже через силу допивал второй стакан. Клавдия Павловна ждала его у фруктового магазина. К перекрестку подкатил тёмно-красный «Москвич», его остановил светофор. Клавдия Павловна услышала, как её окликнули. К ней бежал…
– Яшенька! – удивилась Клавдия Павловна.
Яша сжал протянутые руки Клавдии Павловны и целовал их попеременно. Борис Иванович не допил воду.
– Не устраивайте сцен, эти руки я целовал до вас, – сказал ему Яша. – Идёмте. Я вам представлю Николая Мухина-Эшба, вашего взрослого сына. – Яша рукой поманил Николая и Есната.
Клавдия Павловна пошла навстречу Коле. Обняла его, не успев даже разглядеть.
– Родной мой… – и заплакала. – Какой ты славный…
Еснат всё понял. Дожидаясь, пока освободится Клавдия Павловна, тряс руку Бориса Ивановича.
– Вы мой родственник? – первым делом осведомился Еснат у Шпиля.
– Да, – на всякий случай согласился Борис Иванович.
Подошёл милиционер-регулировщик:
– Пожалуйста, пройдите на тротуар. Смотрите, сколько машин ожидает. Они, наверное, торопятся.
Сухумцы не торопились. Они беззаботно-весело наблюдали, как красивая женщина обнимает статного парня в комбинезоне и говорит ему: «Коленька, какой ты славный». Наблюдателям всё было ясно, без комментариев.
– Вы… вы отец Коли? – опомнилась Клавдия Павловна и трогательно взглянула на Есната.
Старый конник не растерялся и трижды расцеловал Клавдию.
– Спасибо! Вы воспитали мою дочь Тамару! – воскликнул Еснат.
– Как это, – вашу дочь?!
– Конечно, Катя-Тамара теперь Эшба, как её старший брат. Наша семья будет гордиться такой дочерью.
Клавдия Павловна насторожилась.
– Не возражай, – шепнул ей Шпиль.
Еснат что-то сказал Коле и Яше. Оба стали метаться по улице, высматривая такси. Борис Иванович понял их рвение.
– Мы с теплохода, едем в Батуми, – сказал он Еснату.
– Мы все сейчас едем домой, в Акуа. Нас ждут двести восемьдесят шесть родственников. И сам Алиас Эшба, – тоном приказа сообщил Еснат.
– Что делать? – беспомощно спросила Шпиля Клавдия Павловна.
К счастью, Коля и Яша ещё не поймали такси, а на «Москвиче» всем не уехать. Добрый Еснат понял – нельзя лишать людей отдыха.
– Хорошо. Ваш теплоход когда уходит?
– Через четыре часа.
– В «Амра»! – крикнул он Коле. – Пойдёмте. Посидим. Как одна семья. Меня зовут Еснат Эшба.
– Клавдия Павловна, – Шпиль представил жену и себя.
– Яша, идём, – уже командовал Еснат.
Есната знал весь Сухуми. Директор ресторана лично проводил гостей в маленький зал за эстрадой. Еснат попросил свидания с шеф-поваром. После восторженных восклицаний наступила деловая часть. Шеф-повар, кавказец, добродушный и грузный, с радушным взглядом, развел руками, что означало: проси, друг, чего пожелаешь. Всё сделаю.
Однако Еснат решил разъяснить ему:
– Я нашёл свою дочь… Её воспитала… Идём познакомлю. Самая красивая и самая сердечная женщина России.
– Сейчас приду.
Седоватый шеф поспешил к умывальнику, освежил лицо, снял белую куртку и, как посол великой державы при вручении верительных грамот, проследовал к гостям.
Минуты три шеф говорил в адрес Клавдии Павловны самые любезные слова, пожал руку Борису Ивановичу и наконец спросил:
– Шашлык по-карски?! Цыплята табака?! – сложил щепотью пальцы и так вкусно причмокнул, что гостям захотелось есть.
Минуты две Еснат с шефом шепотом вели переговоры о марках вина. Вина принесли столько, что у Клавдии Павловны испуганно расширились глаза.
Колю Клавдия Павловна посадила рядом с собой.
После закуски Еснат налил себе три бокала красного вина, торжественно встал и взял в руки первый бокал.
– Отец будет произносить тост по обычаю, – тоном извинения сказал Клавдии Павловне Коля. – Двадцать пять минут, не меньше.
Еснат заговорил с какой-то строгостью в голосе:
– В счастливый день солнце светит человеку гораздо ласковей, чем всегда. Я это чувствовал сегодня, когда встречал восход. Но я не знал, что сегодня солнце придёт с Севера. Оно вошло в наш город, и я увидел его на улице… Нас задержал светофор. Люди ругают постовых милиционеров, когда они задерживают их на перекрестках. Не всегда люди правы. Светофор, остановив их, нередко дает им возможность встретить счастье. Спасибо постовому, который остановил нас. «Не спеши, – сказал он. – Вот на тротуаре стоит счастье твоей семьи». Я посмотрел. На душе стало ещё светлей – вся улица радовалась северному солнцу. Вы, Клавдия Павловна, осветили наш любимый город, мы гордимся им, мы – горцы, увидевшие свет, который пришёл к нам с Севера.
Когда я вот этой рукой держал в последний раз ещё теплую руку командира полка Григория Мухина, я не знал, что жива его дочь Тамара. И вы, лучшая из лучших русских женщин, вырастили сироту погибшего солдата. Клавдия Павловна, наш дом – ваш дом. Катя Турбина была в моем доме, мы не знали, что Катя – сестра Николая и моя дочь. Я подымаю тост за женщину, воспитавшую Катю-Тамару, Мухину-Турбину-Эшба. Я подымаю тост за северное солнце, которое ласково согрело мое сердце, за вас, родная наша Клавдия…
Коля тихо сказал:
– Говорил всего семнадцать минут.
Говорил Яша. Увлекся и подробно изложил основные качества Зоси и как он благодаря Николаю Мухину нашёл свое счастье в Киеве у памятника Богдану Хмельницкому. Яша разошёлся и веселил всех. Хохотали до той минуты, когда, взглянув на часы, убедились – до отхода «Абхазии» ровно двадцать минут. Клавдия Павловна поцеловала Колю, когда уже убирали трап.