Иванна натянула одеяло на нос и посмотрела на Снейпа взглядом, полным, как она надеялась, бездонной скорби. Тот утомлённо изучил потолок, повторил пожелание спокойной ночи и покинул лазарет, оставляя в воздухе шлейф неутолённого любопытства. Иванна, проводив его взглядом, глубоко вздохнула, перевернулась на правый бок и закрыла глаза.
Комментарий к Глава 2
Иллюстрация к главе
http://vk.com/photo-14591519_337335641
========== Глава 3 ==========
30 сентября, четверг.
Больничное крыло — комната Иванны.
Спалось отвратительно. Матрас был слишком мягкий, подушка — слишком большая. Воздух в лазарете, несмотря на открытое окно, был слишком тёплый. Шторы совершенно не спасали от беспощадного лунного света. Люпин за ширмой дышал слишком громко. Непривычная обстановка в целом страшно раздражала. Промаявшись часа два, Иванна позвала мадам Помфри и попросила сонного зелья. Залпом опустошив поднесённый стакан, Иванна с головой укрылась от света мантией Снейпа и, вдыхая «успокаивающий лабораторный запах», наконец провалилась в сон.
Проснулась она ближе к полудню, вроде бы выспавшаяся, но с дурной головой — обычный побочный эффект сонного зелья. Люпина по соседству уже не было.
Позавтракав, Иванна подверглась осмотру мадам Помфри, которая признала её состояние удовлетворительным и отпустила пациентку на амбулаторное лечение. Едва Иванна успела одеться в выуженные из недр рюкзака водолазку, джинсы и лёгкие туфли, за ней пришла профессор МакГонагалл, у которой как раз было окно в занятиях. По дороге в выделенную гостье комнату дамы легко нашли общий язык, успев, в частности, в шутку обсудить преимущества и недостатки когтеточек из разных материалов. Профессор Трансфигурации привела Иванну в комнату, располагающуюся на первом этаже, недалеко от покоев самой МакГонагалл, показав по пути ванную, после чего сообщила, что зайдёт за ней часа через три и проводит до кабинета директора. Они попрощались, и МакГонагалл ушла.
Оставшись одна, Иванна первым делом достала из своего необъятного рюкзака банные принадлежности и прошла в ванную комнату. Пока наполнялась огромная ванна, она под аккомпанемент собственных ругательств, состоящих из смеси разнообразных восточноевропейских, немецких и английских идиом, разбинтовывала повязку. Разумеется, мадам Помфри на следующем же осмотре настучит ей по голове за безответственную выходку, но ванна имела высший приоритет. За время затянувшейся экспедиции Иванна вряд ли мечтала о чём-либо сильнее, чем о старой доброй горячей ванне. Пусть дезодорирующее зелье (разработанное ещё её бабкой по отцовской линии и значительно усовершенствованное матерью) действовало безотказно (маленький стакан зелья раз в неделю обеспечивал полное отсутствие любых запахов, которые могло издавать человеческое тело), однако оно, к сожалению, не давало того ощущения чистоты, что бывает после хорошей ванны. Да и пот, как и прочие продукты жизнедеятельности организма, пусть и переставал пахнуть, всё равно никуда не исчезал. Нет в мире совершенства, что ни говори.
Погрузившись в тёплую ароматную пену, Иванна замерла в замешательстве: то ли ей издать стон удовольствия, то ли разразиться очередной ругательной тирадой — раны основательно защипало. В конце концов, дело ограничилось глубоким вздохом, выражающим обе эмоции. Погружаясь в давно желанное блаженство, Иванна пыталась прикинуть план действий. Здесь, в Хогвартсе, она определённо имела все шансы закончить свои исследования, но Дамблдор за здорово живёшь, разумеется, не даст ей полной свободы действий. В Запретную секцию библиотеки Хогвартса просто так чужаков не пускают, особенно, если они выпускники Дурмштранга.
…От отца она случайно узнала, что Дамблдор разыскивает ряд артефактов, и поначалу не придала особого значения этой информации — мало ли, кто что ищет. Во время пребывания в Великобритании она - опять-таки, случайно - наткнулась на одну любопытную вещицу, моментально вспомнила о странной отцовской оговорке и крепко задумалась. Результатом раздумий стало решение не пороть горячку и использовать находку в качестве козыря только в случае крайней необходимости. И вот, кажется, необходимость наступила…
Посчитав, что отмокла достаточно, Иванна перешла к завершающему этапу водных процедур, с досадой отмечая отсутствие не только душа, но и нормального человеческого смесителя. Вспомнив рассказы родителей о том, что в Англии с этим всегда были проблемы, она тоскливо попрощалась с расслабляющим вечерним и бодрящим утренним душем. Оставлять на коже мыло было немыслимо, потому она ополоснулась ледяной водой и, стуча зубами, закуталась в тёплый халат. Сейчас Иванне казалось, что в замке гораздо холоднее, чем на улице, а горящий камин только усугубляет это ощущение.
Вернувшись к себе в комнату, она первым делом занялась перебинтовкой, предварительно обильно смазав рану обезболивающей и заживляющей мазями и изо всех сил стараясь придать повязке максимальную схожесть с той, что делала мадам Помфри. Разобравшись с раной, Иванна наконец-то сняла контактные линзы, с трудом отлепив их от покрасневших глаз. Линзы хоть и были отличного качества, но носить не снимая так долго их было нельзя, так что Иванна была просто счастлива вернуться к очкам.
Хороший тональный крем и немного пудры приглушили синяки под глазами и придали лицу относительно здоровый — хоть и по-прежнему бледный - вид. По крайней мере, стало можно показываться в приличном обществе без риска это общество распугать. Казалось бы, работа на свежем воздухе должна располагать к здоровому цвету лица, но, как показала практика, не в этом конкретном случае.
Вытащив из рюкзака торбу (также оснащённую сжимающими чарами), она вытряхнула содержимое на кровать и стала придирчиво его перебирать. Походный камуфляж и ботинки были сразу свалены в отдельную кучку — в чистку домовикам. Цивильная одежда и свёрток с бельём переместились в шкаф, тюк с зимними вещами она даже трогать не стала — всё было тщательно упаковано и законсервировано прошлой весной, и время этих вещей ещё не пришло.
Иванна вытянула из вороха тряпья тёмно-зелёную, почти чёрную мантию из бархатистого плотного материала c тускло-серебряной строчкой по лацканам и обшлагам рукавов, в которой ходила ещё во времена аспирантуры, сунула в неё плечики и повесила на дверцу шкафа. Тщательно осмотрев мантию, она сокрушённо вздохнула.
Бледно-фисташковая лабораторная мантия отправилась в ближний угол шкафа — она скоро понадобится. Одевшись, Иванна с помощью запасного набора шпилек попыталась стянуть волосы в строгий пучок на затылке, но пряди надо лбом и у висков почему-то постоянно выбивались из него. Иванна недоумённо уставилась на своё отражение, и, наконец, вспомнила, как полгода назад вляпалась в липкий сок каучуковой магнолии и была вынуждена обрезать чёлку. В экспедиции, надо сказать, выбивающиеся из причёски пряди отчего-то ей не только не мешали, но и вообще никак своего присутствия не акцентировали. Она вновь вздохнула.
Половина преподавателей Хогвартса, узнай они причину её душевных терзаний, смеялись бы долго и громко. Вторая половина, вероятнее всего, сочувственно усмехнулась бы. Собственно говоря, Иванна сейчас прилагала все возможные усилия, чтобы придать себе солидный и неприступный вид, а получалось, на её взгляд, неважно… Дело в том, что Иванна до смерти боялась учеников. Причём, если с младшекурсниками она, будучи во вдохновении, ещё как-то могла управиться, то старшие вводили её в состояние паники: вспоминая себя в их годы, она не представляла, как с ними обращаться.
В Дурмштранге, во времена аспирантуры и дальнейших научных изысканий, она сказочным образом, с помощью тонких интриг и дерзкого шантажа, сумела уклониться от преподавания. Сейчас она вовсе не ждала, что Дамблдор вдруг, ни с того ни с сего, попросит её преподавать в Хогвартсе — просто старые фобии не очень-то поддаются коррекции.
Иванна вздохнула и, наконец, влезла в мантию. Мантия была классического дурмштрангского шинелеобразного кроя в женской вариации: двубортная, с прилегающим верхом, подолом-полусолнцем и рукавами, завершающимися широкими обшлагами с рядом пуговиц. Любому эта вещь придала бы вид крайне значительный, и, при этом — чем-то одиозный. Иванна исключением не была. Она выпрямилась перед зеркалом, щёлкнув каблуками, развернула плечи и вздёрнула подбородок. В её alma mater это называлось «парадной выправкой», во всём остальном магическом мире — «дурмштрангским выпендрёжем». Иванна улыбнулась краем рта, отметив для себя, что в таком антураже её смешок тянет в лучшем случае на «гнусную ухмылку». Если бы на спине мантии крупными золотыми буквами было вышито «ДУРМШТРАНГ КРУЧЕ ВСЕХ», вид её, пожалуй, был бы даже менее «дурмштрангский». Ладно, будем соответствовать стереотипу, решила она про себя.