Спенсер изумленно взглянул на него.
— Но почему моя?
— Потому что ваше лицо известно. Ваше присутствие послужит чем–то вроде маяка для точного обозначения объекта. Мисс Уокер послужит заменой мисс Финлеттер. Ее внешность им неизвестна. Вас же заменить никто не сможет.
— Вот это, — мрачно ответил Спенсер, — самая приятная хреновина из всего, что мне говорили за эти годы.
— Все, о чем мы просим, это чтобы вы с мисс Уокер начали оттуда, откуда вы с мисс Финлеттер отбыли вчера, по крайней мере, если верить газетам. Вы просто выпишитесь из отеля и свалите свой багаж на заднее сиденье желтого "рено" с раздвижным кузовом. Номер 359-777-650. Он ваш. По крайней мере, нанят на ваше имя. Затем вы и мисс Уокер просто приятно попутешествуете по условленному маршруту в сторону Рима...
— Постойте! — перебил его Спенсер. — Минутку, подождите минутку... — Голос Бишопа и его манера говорить были почти гипнотическими. Он придавал всему оттенок такой легкости, что лишь усилием воли Спенсер удержался оттого, чтобы просто дать себя увлечь. — Вы подразумеваете огромное множество всяких вещей. Вот, к примеру, я ведь должен быть в этой машине на пути к Риму?
Бишоп развел руками.
— Вам ведь все равно надо в Рим.
— Но не так. Не в качестве движущейся мишени.
— Да это совсем не так. Если бы вв позволили мне закончить, вы бы поняли, что...
— О-оо! Вы, наверное, самый чарующий заклинатель со времен Сесиля де Милля. Но я не тот человек, которого вы привыкли видеть на экране, и никогда им не был. Притворяться — это мое занятие. Тут я мастер. Но мне следует предупредить вас, мистер Бишоп, что под давлением я разлетаюсь на куски.
— Мисс Уокер и месье Ла Роз натренированы не разлетаться на куски. Она будет рядом. Он — двигаться следом. Мы не ищем героики, мистер Спенсер. Совсем наоборот. Все, чего мы хотим — чтобы вас ограбили, точнее, ограбили мисс Финлеттер.
— Так просто! — раздраженно фыркнул Спенсер.
Бишоп кивнул.
— Вы будете следовать строго оговоренным маршрутом, миля в милю. Мы будем не только знать каждый ваш шаг, но еще и сообщать о нем прессе — заранее, разумеется. Например, мы, или лучше полиция, с некоторым опозданием обнаружим, что вы и ваша подруга останавливались на ночь в отеле “Мерис” и что вас видели уезжающим в желтом “рено” с раздвижным кузовом, номер 359-777-650. Позже, днем, будет сообщено, что ваш автомобиль заметили на дороге в Дижоне. Вы и в самом деле проведете ночь в Дижоне. Утром, если ваш багаж будет все еще нетронут, вашей целью станет Женева. А в газетах будет сообщение, что вы проскользнули сквозь полицейскую сеть и были замечены едущими в направлении Женевы.
— А если к утру и мы, и наш багаж не останемся нетронутыми?
— Такая опасность минимальна, судя по тому, как обычно работают эти люди. Они делают все с величайшей осторожностью. Их стремление — управиться со своим делом с наименьшей суетой и шумом. Насилие только привлечет внимание. Им внимание не нужно. Быть замеченными — это самая нежелательная для них вещь. В сущности, главная причина того, что Ла Роз будет следовать за вами — не столько убеждение, что вам нужна защита, сколько необходимость для него держать наших воров под наблюдением, пока они не доберутся до своей точки рандеву. Мы хотим знать, в чьих интересах они работают. Затем мы вмешаемся.
Спенсер покачал головой.
— Мне надо сниматься.
Бишоп вздохнул.
— Тогда желаю вам удачи. Я надеюсь, что когда вы доберетесь до Рима, у вас еще будет контракт. — Бишоп выглядел убийственно простодушным. — Знаете, у них ведь еще есть эти законы о нравственности...
Спенсер понял, что его приперли к стенке. Но он не собирался вопить: “Не по правилам!” Ему удалось вперить в Бишопа свирепый взгляд. Но гнев его был искусственным — чтобы выиграть время для размышления. По правде сказать, его привлекало то, что они ему предлагали; однако без этого принуждения, элемента шантажа, он отыскал бы по своему характеру дюжину поводов уклониться.
Впервые за всю его взрослую жизнь его просили, просто добивались от него, чтобы он принял участие в чем–то большем, чем притворство. Его втягивали в поединок с реальностью. А это было важно: не столько из–за высоких государственных соображений Бишопа, сколько из–за его собственного самоуважения. Недавно, особенно когда его звезда начала закатываться, он задал себе вопрос: чего же стоит его мужество? Сейчас, если он заставит себя принять элементарную миссию — какую он, без сомнения, сможет выполнить, — он докажет себе нечто чрезвычайно ценное.