Они ели улиток во вкуснейшем чесночном соусе и потягивали холодное шабли с виноградников, расположенных к северо-западу от Дижона. Спенсер спросил Шери — как она стала шпионкой? Пришла однажды летом в соответствующее агентство в Вашингтоне после года стажировки в колледже и предложила свои услуги. Спенсер ей не поверил. Но она настаивала.
Затем им подали умопомрачительное “беф а ля бургиньонн”, главное блюдо заведения, в сочетании с выдержанным “Кло де Вужо” с виноградников, мимо которых они только что проезжали. А Спенсер поведал девушке, как он стал актером: поначалу вовсе не из–за тяги к искусству, а по природной склонности к разврату. В своих фантазиях, подкрепленных киножурналами, он воображал, что в качестве актера получит легкий доступ в спальню самой экзотической женщины на свете. Шери не поверила ему. Но он настаивал, что это так.
Когда принесли десерт — медовые коврижки и блюдо с богатым выбором сыров, — Спенсер уже глубоко ушел в свои истории о Голливуде тридцатых и сороковых. Завороженная, Шери слушала, машинально жуя деликатеснейшие сладости. Спенсер был в своей стихии, и он был бесподобен. Она не могла знать, как часто он рассказывал те же истории раньше. Но Спенсер знал, и это его беспокоило. Потому что эти истории были суммой его опыта, и все это было сто лет назад. Ничего из того, что он делал с тех пор, не заслуживало рассказов.
Во время ночного возвращения в Дижон, переполненная вином и едой, убаюканная мурлыканьем двигателя, девушка задремала, уронив голову на плечо Спенсера. Она проснулась, вздрогнув, когда он затормозил перед входом в отель.
— Я, наверное, уснула, — моргая, произнесла она.
— Такой эффект я произвожу теперь на женщин, — вздохнул Спенсер.
— Вы знаете, — сказала она, — а я не верю, что вы развратник. Я думаю, что вы просто говорите так, чтобы скрыть, какой вы славный.
— Типичная уловка развратника. Усыпить бдительность жертвы, — подмигнул Спенсер.
— Ой, Господи! Да я весь вечер была усыплена. Но у вас нет наклонностей развратника. Развратники быстро пускают в ход руки.
Спенсер засмеялся. Он вылез из машины, обошел ее и открыл дверцу для Шери. Она оперлась на его руку, выходя, и не отпускала ее, когда они шли вместе через площадку к отелю, и их шаги отдавались эхом на тихой улице.
Человек, сидевший в "симке" на другой стороне улицы, наблюдал, как они вошли в отель. Когда они исчезли в вестибюле, он торопливо вылез из машины и последовал за ними. Сложенная “Интэрнешнл Гералд Трибюн” торчала из кармана его мятого пиджака.
В вестибюле он быстро пробежал к главной лестнице, спиралью обвивавшей открытую лифтовую шахту. Прыгая через две ступеньки, он встал на площадке как раз под остановившимся со скрипом лифтом. Он слышал, как открылась дверца кабины и затем с грохотом захлопнулась. Он слушал, как удаляются шаги Спенсера и Шери. Затем он быстро одолел оставшиеся ступени и выглянул из–за угла лифтовой клетки, чтобы посмотреть, в какой номер войдет эта парочка.
Шери знаком попросила у Спенсера ключ. Она вставила его в скважину и осторожно, без звука, повернула. Дверь отворилась.
— К чему эта суета? — шепотом спросил Спенсер.
Девушка приложила палец к губам.
— Не хочу беспокоить Ла Роза.
В соседней комнате Ла Роз улыбнулся про себя, но не стал открывать глаза. Он подремывал на кровати, надев наушники. Голоса Спенсера и Шери слышались звонко и металлически, будто звуковая дорожка старого фильма на телевидении. На смежную стену были налеплены сенсоры. Провода от сенсоров шли к маленькому магнитофону на прикроватном столике Ла Роза, а оттуда к наушникам.
Раздался щелчок выключателя.
— Как будто все по-прежнему, — свистящим шепотом произнесла Шери и открыла чемодан. — Ящик по-прежнему тут. — Звук захлопнутой крышки. Потом полная тишина.
Ла Роз снова задремал — и, встревоженный, проснулся. Внезапное молчание в комнате обеспокоило его. Должно было быть больше движения, больше слов, больше признаков подготовки ко сну. Ла Роз потянулся через ночной столик и включил громкость подслушки на полную мощность. Теперь он различал звук дыхания: неправильного, ненадолго останавливающегося и срывающегося снова на короткие вздохи. Ла Роз встал с кровати и встревоженно приблизился к глазку.
Он был абсолютно не готов к тому, что увидел. Искажающий глаз широкоугольного объектива явил ему Роя Спенсера и Шери Уокер, обнимающихся в центре номера. Растерянный, Ла Роз на цыпочках прошел обратно к кровати и ради приличия убавил громкость в магнитофоне.
Ла Роз был обеспокоен. Ему приходилось работать с Шери Уокер и на других заданиях, ж всегда он видел ее образцом дисциплины и сдержанности. Могло ли быть так, что ему, Ла Розу, не хватало чего–то, что было у Спенсера? Или Шери просто на свой собственный лад соблюдала инструкцию Бишопа — отвлекать Спенсера от трудностей миссии? Ла Роз решил склониться в пользу последнего объяснения. Оно не затрагивало его самолюбия.