Голос Спенсера затрещал в наушниках:
— Ты не хочешь раздеться первой?
— А ты невежлив, — ответила Шери.
— Я образец постельного этикета. Меня выучили три жены.
— Думаю, что мне лучше спать просто в одежде.
— Ты ее так совсем погубишь.
— Лучше ее, чем себя.
Ла Роз вздохнул облегченно. Шери возвращалась в форму. Его сомнения относительно нее и, следовательно, себя развеялись. Он обрадованно склонился к глазку, чтобы засвидетельствовать поражение Спенсера — и был раздавлен увиденным. Он вернулся на свою одинокую кровать поразмыслить над прискорбной двуличностью женщин. Для него и магнитофона слова Шери означали, что она вернулась в свои обычные рамки. Но даже провозгласив свое намерение спать в одежде, она жестом показала, что просит изумленного Спенсера помочь ей снять ее.
Ла Роз ухмыльнулся: его собственное чувство зависти уменьшилось до полной незначительности восторгом профессионала перед решимостью девушки. В интересах честной игры он потянулся уменьшить звук до конца, когда его слух привлек отрывистый стук. Он приподнялся, облокотившись на постель, и вслушался. Стук повторился. Стучали не в смежную дверь, а во входную дверь другого номера.
Теперь голос Спенсера зазвучал в наушниках громко и обеспокоенно:
— Кто там?
Голос из коридора с другой стороны двери, приглушенный, но угрожающий:
— Лучше откройте, мистер Спенсер. Я знаю, что вы там.
Ла Роз сорвал наушники и вскочил. Выдернув револьвер, он быстро перешел к двери. Положив руку на головку замка, он стоял, напряженно вслушиваясь.
Голос Шери — Спенсеру:
— Черт, я надеюсь, что Ла Роз там не спит.
Щелчок замка, и дверь открылась.
Изумленный голос Спенсера:
— Да будь я проклят, если...
И вдруг раздался удар, от которого Спенсер покачнулся и неловко упал, задевая мебель.
Ла Роз подавил инстинктивный порыв ворваться в номер и укротить вторгнувшегося. Он имел приказ не обнаруживать себя и не вмешиваться при похищении. Он должен был допустить кражу и последовать за вором до места передачи. Слава Богу, неожиданное нападение подходило к концу. После первого удара и вскрика наступила тишина. Спенсер и Шери не оказывали сопротивления. Вор сейчас сделает свое дело и уберется.
Глядя в глазок, Ла Роз убедился, что большого вреда Спенсеру и Шери не причинили, хотя Спенсер лежал на полу, придавленный упавшим креслом. Повреждений нет. Просто затрещина. Конечно, актеру и раньше приходилось получать пощечины.
Ла Розу не было видно лица нападавшего — он стоял спиной к глазку. Но говорил он нечто совершенно поразительное.
— Это не Бернадетта, — прошипел нападавший. — Куда вы дели Бернадетту?
Голос — юношеский голос — нарастал. И тут Ла Роз понял, что произошло. В их ловушку попал совершенно иной зверь и разрядил капкан.
Покачиваясь, Спенсер приподнялся на одно колено.
— Где она? — взревел молодой человек. Он бросился на актера, свалил его и, прижав к полу, принялся душить. Но тогда Шери уперлась нападавшему ногой в спину и, словно рычагом, сцепив обе руки под его подбородком, потянула его назад, пока не оторвала от Спенсера. Он бешено молотил воздух кулаками, стараясь достать лицо Спенсера.
Ла Роз ворвался в комнату, когда девушка ногой нанесла молодому человеку сокрушительный удар в почки. Юноша завопил от боли и покатился по полу, корчась. Спенсер в это время выбрался из–под перевернутого кресла, сел, вытянув ноги перед собой и стараясь вдохнуть. Ла Роз сунул пистолет за пояс, встал на колени и защелкнул на запястье юноши один конец наручников. Другой конец наручников пристегнул к ножке кровати. Потом прошел к входной двери и запер ее.
— Было время, — выдохнул Спенсер, болезненно приподнимаясь на ноги, — когда мне приходилось делать дубли таких сцен...
Он подошел к зеркалу и осмотрел свое лицо. Левое ухо было цвета парной говядины и вздулось, — туда пришелся первый удар. В остальном лицо уцелело. Попробовав кончиком языка зубы, он удовлетворился хотя бы тем, что коронки не соскочили.
— Да, этот сукин сын сильнее, чем кажется. Но он был не очень меток, слава Богу. — Он повернулся к Шери, которая, тяжело дыша, прислонилась к стене. — Спасибо тебе.
Шери кивнула.
Ла Роз склонился над посетителем, который с трудом встал на одно колено и не мог подняться выше, потому что был прикован к ножке кровати. Наклонив голову, он выглядел как те древние статуи — воплощение жалкого поражения.