— Тем лучше, — ответил Бишоп. — Теперь у него есть те, к кому он обратится, когда решит искать убежище. Следуйте за ним до Аддис-Абебы: это последняя пересадка перед Синобаром.
— А потом? — спросил Аллен.
— Потом — если он захочет продолжать путь до Синобара, пустите его. Мы же не можем больше нарушать международный этикет, верно?
— А почему он может не захотеть?
— Потому что у него нет уверенности, блефовал я или нет с этими болванками. И он знает, что проверка может стоить ему жизни. Если он откроет этот свинцовый ящик и заглянет внутрь проверить мою версию и убедиться, что я лжец и у него там в самом деле плутоний, — тогда он все равно что мертв, потому что получит смертельную дозу радиации. — Бишоп умолк и просмаковал эту мысль. — С другой стороны, если он не примет мой блеф и полетит в Синобар с целым ящиком балласта, — выражение полного превосходства мелькнуло на лице Бишопа, — тут возникает единственный спорный вопрос: какой из способов умереть самый неприятный.
— А что нам делать, если он решит не возвращаться в Синобар? — спросил Аллен.
— Ну, тогда он теряет свой дипломатический иммунитет. Можете прикончить этого сукина сына.
Глава тридцать восьмая
Лил последний летний дождь, стекая по стеклам и мягко барабаня по крыше. Водитель Бишопа включил дворники. Тонкий водяной туман клубился в лучах фар. Ночные посетители на террасах кафе вдоль бульвара подхватывали свои рюмки и спешили под укрытие внутренних залов.
Бишоп думал о письме, которое ему прядется писать родителям Шери, о целой странице необходимой лжи. Ведь они не знали и никогда не узнают о том, какую работу выполняла их дочь. Ему придется проконсультироваться с медиками. Они должны помочь ему сфабриковать убедительную причину смерти, которая будет не только подходящей, но и не рассыплется после государственной экспертизы, если неутешные родители потребуют таковой.
Чувствуя, как он устал и обессилел, Бишоп решил не возвращаться сегодня в контору. Подняв трубку радиотелефона, он вызвал Гордона, ночного дежурного.
— Дэвид? Это Бишоп. Если, ничего горящего не появилось, я на сегодня заканчиваю.
— Рой Спенсер звонил дважды за последний час. Он хотел знать, когда и где он может встретиться с Шери.
— И что ты сказал ему? — насторожившись, спросил Бишоп.
— Сказал, что не имею права открывать ее телефон.
— Молодец, — сказал Бишоп. — Пусть все останется в семье.
— Тогда он поинтересовался, можно ли поговорить с вами.
Бишоп закрыл глаза. Через минуту он спросил:
— Где Спенсер сейчас?
— Тут, в Париже. Отель “Терминус-Лион”. Бульвар Дидро, прямо возле вокзала. Он остановился там чуть больше часа назад.
— Ладно, — сказал Бишоп. — Я заеду туда и поговорю с ним, прежде чем ехать домой. Я у него в долгу.
Спенсер был без пиджака, когда открыл Бишопу. Изумленно заморгав покрасневшими глазами, он отступил, чтобы дать Бишопу войти.
— Вы выглядите усталым, — вместо приветствия сказал Бишоп.
— Да, — отозвался Спенсер, закрывая дверь. — Думаю что день был очень долгий. — Он нервно причесал пятерней волосы. — Я только что въехал сюда.
— Вам ведь не надо было возвращаться.
— Знаю. Я просто решил, что легче вернуться сюда и затем завтра улететь в Рим.
— По моим сведениям, вы не любите летать.
— Верно, — ответил Спенсер. Он перестал теребить нижнюю губу и вопросительно уставился в глаза Бишопа.
— В некотором смысле я рад, что вы вернулись, — сказал Бишоп. — Это дает мне возможность лично поблагодарить вас за все, чем вы помогли нам. Вы никогда не узнаете, как много вы сделали.
Спенсер скрестил руки на впалой груди, обхватив себя, словно мерз, и кивнул.
— Вы ведь взяли его?
— Мы его взяли.
— Кто он такой?
— Боюсь, что и этого вы никогда не узнаете.
— А с Шери все в порядке?
— С Шери все просто прекрасно, — солгал Бишоп. — Но вам явно нужно как следует поспать. Так что я вас оставляю. И еще раз — наша благодарность. — Он протянул руку.
Спенсер задумчиво подергал себя за подбородок.
— Я... э-ээ... Ваш чиновник не сказал мне, как я могу найти ее. Я надеялся, что смогу увидеть ее, прежде чем улечу в Рим.
— Боюсь, что это невозможно, — мягко возразил Бишоп.
Спенсер кивнул.
— Я так и подумал, когда попрощался с нею...
— Так и должно быть, — сказал Бишоп. — Такое у нас дело. Никаких эмоциональных примесей. Они могут быть смертельными.
— Я понимаю, — хмуро кивнул Спенсер. — Что ж, спасибо за визит...
“Я сам становлюсь слишком мягким для этого дела”, — думал Бишоп, когда, движимый жалостью к этому стареющему мальчику, стоявшему перед ним, сказал еще одну неправду: