— Думаю, что наши дела на сегодня завершены, мистер Эмбоа!
Эмбоа медленно двинулся через всю комнату по направлению к окну и, отвернувшись от Холлистера, возобновил свое незаинтересованное наблюдение над гаванью.
— До Рима далеко. Если бы вы были так добры, сейчас бы я выпил чего–нибудь, мистер Холлистер.
— Pronto? — раздался голос оператора в ухе Холлистера. И пока Холлистер растолковывал девушке, с кем в Штатах его соединить, перед ним маячила спина Эмбоа. Затем он положил трубку. Оператор позвонит потом сама. Нужно соединить звенья цепочки: от Рапалло до Милана, затем на север через Европу, на запад через Атлантику и потом еще западнее, на среднюю Америку, с тюдоровским особняком на берегу озера, хранимым акрами частных владений. Холлистеру отчаянно хотелось сейчас одиночества. Он жаждал его. Но посетитель, казалось, не собирался уходить.
— Я заметил у вас в баре кампари, — сказал Эмбоа, не отворачиваясь от окна. — Кампари с содовой очень освежает. В высоком стакане, пожалуйста, будьте так любезны.
Холлистер смешал напиток для Эмбоа и еще один для себя. Его рука едва заметно дрожала, когда он передавал Эмбоа стакан.
Эмбоа отхлебнул кампари.
— А!.. Очень освежает. Скажите мне, ваш дом в Мичигане так же живописно расположен, как этот?
— Может быть, не совсем так. — ответил Холлистер на ходу, — но это большой дом. — Он хотел спросить Эмбоа, откуда он узнал, что его дом в Мичигане, но тут зазвонил телефон.
Эмбоа улыбнулся, словно забавляясь тем, как Холлистер бросился к аппарату.
Низкий мужской голос ответил почти через полмира:
— Жилище Холлистера.
— Кто это? — взволнованно спросил Холлистер.
— Могу я спросить, кто вы? — ответил голос.
— Это сам мистер Холлистер. Я хочу поговорить со своей женой. — Голос Холлистера был резким и нетерпеливым.
— Куратор официальной переписки с вами? — спросил голос на том конце линия.
— Кто?.. — и тут Холлистер ощутил, что его руки, сжимающие трубку, похолодели и взмокли. Эмбоа стоял теперь возле него, заботливо улыбаясь и протягивая руку за трубкой.
Холлистер безмолвно отдал трубку Эмбоа. Сквозь шум грохотавшего в ушах сердца он расслышал, как Эмбоа сказал что–то о положении с контрактами. А затем он опять передал трубку Холлистеру.
Холлистер поднес трубку к уху. Секунду звуков не было вообще, — даже тяжелого дыхания. Он взглянул на Эмбоа, готовый убить его. Ои начинал догадываться, что произошло. Юный голосок Кэтлин ворвался в трубку, полный волнения и страха:
— Папа?..
— Кэтлин!.. — Холлистер обнаружил, что кричит в трубку. — Ты здорова?
— Мы в порядке, — дрожащим голосом ответила Кэтлин, голосом перепуганной птички. — Здесь двое мужчин. Они говорят, что уйдут, как только ты выполнишь соглашение. — Тут ее голос прервался. — Папа... что происходит?
Затем наступила тишина. Потом низкий, тяжело дышащий голос снова заговорил:
— Все в порядке, мистер Холлистер. Она просто немножко расстроена. Но вам не о чем беспокоиться. Мы ведь профессионалы.
— Где моя жена? — завопил Холлистер,
— Она в полном здравии, — сказал низкий голос. — Сидит напротив.
— Дайте мне поговорить с ней, — Холлистер подумал, что его голова сейчас лопнет.
— Боюсь, что больше говорить мы не сможем, — ответили на другом конце. — У нас очень точные инструкции. — Последовал щелчок, и линия отключилась.
Эмбоа отошел и стоял теперь на почтительном расстоянии у дверей гостиной. Он знал, что в ящике стола у Холлистера заряженная “беретта". Но был уверен, что тот ею не воспользуется. Впрочем, люди в состоянии стресса действуют не всегда лучшим образом. И он предпочел уйти с линии огня, просто на всякий случай.
— Запомните, — ровно сказал он, — “куратор официальной переписки". Это ключ ко всему. Я буду ждать вашего звонка.
— Сукины дети!.. — выдохнул Холлистер.
Эмбоа пожал плечами, повернулся и вышел из комнаты, спокойно закрыв за собой дверь.
Минутой позже раздался звук запущенного двигателя “фиата", а затем хруст гравия под шинами. Холлистер подошел к окну шаркающими усталыми шагами, словно старик, и смотрел сквозь пелену слез, как маленький белый автомобиль уезжает прочь.
В этот день Холлистер будет звонить еще дважды, но ни разу — агенту ЦРУ в Риме. Первый раз своей семье в дом на берегу озера. Снова на звонок ответит густой мужской голос. Но он ничего не скажет Холлистеру без предварительного разговора с куратором официальной переписки. Когда он узнает, что “куратор" отсутствует, то без разговоров повесит трубку. Единственным утешением для Холлистера будет сознание, что он может звонить каждый день, и, хотя ему не разрешат говорить с женой и дочерью, по постоянному присутствию незваных гостей он будет знать, что его семье не причинили вреда.