— Что это за люди там внизу? стоят под навесом. А мы тут в ливень на трибуне.
Группа людей под брезентовым навесом выстроилась в линейку прямо напротив чужаков. Те осматривали своих визави с головы до пят, гоготали, с размаху хлопали друг друга по плечу, но кофты и стеганные, на двойной подкладке охотничьи жилеты, надетые под синие кафтаны, глушили удары. Их смеха, собственно, тоже никто в городе не слышал, видели только их раззявленные рты, как у фурий, как у утренних звезд, как у оседлавших пушки богинь войны, как у двенадцати апостолов Революции, рожденной на берегу Мертвого моря, они выходили из моря, цепляясь за берег, удивляясь, что чувствуют вес собственного тела.
— Прогоните этих людей. Мы займем их место. Мы — городская власть.
Какой-то секретарь, мелкая сошка, ринулся с перепугу наперерез процессии: «Черт с ними, с этими зрителями на мосту. Забудьте о них. Веселитесь, развлекайтесь!» — подбежал к брезентовому навесу. Мельник, королева, дьявол смотрели на него в упор черными глазами-бусинами.
— Идите, идите отсюда, освободите место, — твердил секретарь, — поторапливайтесь. В конце концов, это несправедливо… они насквозь промокли.
И со всех ног кинулся обратно к трибуне.
— В общем, я им объяснил. Если, господа, вам угодно пройти туда…
— Что, что это еще такое? — воскликнул один из начальников. — Опять пьяницы!
О! я им покажу, из какого я теста, укажу им место. (Понизив голос.)
— Нет, ну эти пропойцы превращают нас в настоящее посмешище.
Пьяные на пару выписывали вензеля на песчаном берегу, один тащил чемодан, они переругивались, с растяжкой, как в замедленном кино произнося слова.
— Подвинься немного.
— Сам подвинься. Отдай чемодан.
Старый заляпанный чемодан, ремни порвались, бог знает в какой кладовой арсенала его откопали.
— И зачем им чемодан? Просто комедия. Честное слово, иногда я понимаю, почему эти люди потешаются над нами.
Смеялись они много, и ведь ничего не пили кроме молока своих верблюдиц и коз, несчастные животные со свисающей до земли шерстью напоминали палатки.
— Мы тоже могли бы посмеяться над ними. Не послать ли к ним отряд детей?
— А не примут ли они это за жестокую провокацию?
— И захотят ли дети? Кстати, где дети?
Дети, наивные, доверчивые, проходили под арками, увитыми цветами.
— Некоторые классы отсутствуют. Средние? старшие?
— А эти люди внизу так и будут стоять под навесом, пока мы здесь мерзнем под дождем? Прогоните их!
Небольшая группа официальных лиц тронулась в путь.
— Мы сами их выгоним, черт подери. Кто они? Проныры, безбилетники! Нашли себе укрытие! И почему, в конце-то концов, эти на мосту гогочут?
Хотя, сейчас у них, и вправду, имелся повод для смеха, пьяные пытались отнять друг у друга ценный груз и страшно ссорились, в итоге упустили чемодан из рук, и, плюх, тот упал в реку. Ох уж они хохотали! И потом еще, когда группка официальных лиц маневрировала между увитыми цветами арками, повозками с винными бочками, флейтистами и барабанщиками, тоже чуть со смеху не лопнули! И над девушкой в белом глумились! Неужели у них нет ничего святого?! а начальство, а музыканты, а юные особы, а замыкающие процессию жители города с транспарантом: «Гражданин»? Группа из восьми человек в котелках, побитых дождем, протиснулась сквозь толпу и в оторопи остановилась у навеса, увидев перед собой свадьбу Тома.
— Почему вы нас не предупредили? Дьявол вас побери! Разве с двух шагов нельзя…
— Мне казалось, что…
— И мне тоже… Но…
— Но что? идиоты! Хватит! Мне просто интересно было посмотреть на шествие с этой точки.
Честное слово, не зря они потешаются над этими придурками.
— Коль я вас встретила, господин синдик, — прерывающимся голосом начала Валери де… яркое платье, грудь выпрыгивает из корсета, шляпа со страусовым пером, матерчатый зонтик. — Так не может больше продолжаться. Наши дети…