Старик уточнил, на какую помощь Туровского можно рассчитывать в смысле слежки, и тот пообещал организовать самую настоящую, круглосуточную.
– Дел у меня в участке не очень много, с ними я справляюсь и сам. Навроцкого и еще пару человек можно поставить по очереди дежурить возле дома Бременкампа в темное время. Они знают город лучше патрульных и смогут следить незаметно для немцев. Ну а днем уж вам самим придется.
Они тут же вполголоса набросали план слежки до утра субботы. Уже смеркалось, когда мы с Туровским пошли на квартиру Брандта за столом. Старик, нахохлившись, так и остался сидеть у окна перед пустой чашкой кофе и шляпой.
По дороге мы разговорились, и Туровский, узнав, как тяжело мне спалось, предложил ночевать у него на свободном диване. Диван звучал существенно лучше раскладушки, поэтому я согласился. Квартира Туровского размещалась на третьем этаже четырехэтажного дома в паре кварталов восточнее дома Брандта. Мы втащили по лестнице стол и поставили его ровно посередине просторной гостиной, в которой не было ничего, кроме выстроенных рядком вдоль стены стульев и одного большого кресла. Туровский присел на кресло, тяжело дыша, и минуты две-три только одно дыхание его было слышно в комнате. На звуки возни из спальни вышел толстый старый кот с обвисшими усами, посмотрел на нас и тяжелым прыжком взобрался на один из стульев. Он оттопырил заднюю лапу и принялся вылизывать шерсть между пальцев распяленной пятерни.
– А вот мой сожитель. Зовут Фискал. Сокращенно – Морда. Можно звать «Кис-кис». Жена в тридцать восьмом умерла, с тех пор мы с ним вдвоем живем.
Кот поднял на меня круглые глаза и, не отводя взгляда, продолжил свое занятие.
– Ну, до встречи. Часа через два можете уже смело приходить, – Туровский пожал мне руку, а затем, не закрывая даже за мной двери, сразу отправился на кухню, куда следом за ним, спрыгнув со стула, отправился и кот.
Затемно я вернулся в гостиничный номер, где застал старика читающим папку с какой-то документацией. Я рассказал ему о предложении Туровского перебраться до конца командировки к нему в квартиру.
– Отлично, это нам очень на руку. Если полиция как-то в наше дело замешана, у нас будет шанс об этом узнать.
– Вы думаете, Туровский замешан в убийстве?
– Маловероятно.
Я устроился в продавленном кресле, но старик ничего больше говорить не стал, а только протянул мне сделанные кем-то на ходу фотографии двух немцев в верхней одежде. Это были Бременкамп и его адъютант. Я порассматривал их какое-то время, чтобы запомнить наверняка, а когда отдал назад, старик сложил их обратно в папку, молча поднялся и, одевшись, вышел из номера. Я направился следом.
7.
Дверь была незаперта, мы вошли. Я заглянул в гостиную. Посреди прокуренной комнаты сидели четверо немолодых и относительно усатых мужчин в закатанных рубашках и шлепали по столу картами. Туровский как раз заканчивал какую-то историю:
– …такой зарежет и еще нож оближет. И вот, значит, вскрывают медведя, а у него в животе череп и записная книжечка, исписанная мелким почерком.
После этого он так сильно захохотал, что аж покраснел, выронил несколько карт из рук и, потянувшись подбирать их с полу, увидел нас со стариком.
– О-о-о, польские коллеги прибыли! Пожалуйте, мы как раз партию заканчивали.
Мужчины за столом приветственно погудели сквозь зажатые в зубах сигареты. Туровский вскочил с места и принялся помогать нам с одеждой, причем выгадал момент, когда мы втроем оказались не видны гостям, и шепотом сообщил, что его сотрудник уже отправился дежурить возле квартиры Бременкампа. Потом он вернулся за стол и указал на два свободных стула по бокам от него. Я отказался играть, сославшись на желание сперва поужинать, а вот старик с видимым удовольствием уселся ждать новой сдачи карт. Я порылся на кухне, где на столе и в холодильнике были сложены, очевидно, пайки всех участвующих в игре, и соорудил себе и старику несколько бутербродов. Когда я принес ему тарелку и стакан чая, новая партия уже началась, и мне пришлось слегка тормошить моментально ушедшего в игру старика, чтобы он хоть немного поел.
Туровский представил нас – жующего меня и не поднимающего головы от карт старика – собравшимся. Был Навроцкий, оказавшийся без верхней одежды худющим. Сидел он, отодвинувшись от стола и как бы боком, неудобно согнувшись. Возможно, это как-то объяснялось тем, что при советах он был, по словам Туровского, преподавателем пединститута. Был немец Генрих Карлович, у которого вместо фамилии шла должность – он был тем офицером, который курировал работу городской газеты. Генрих Карлович был из прибалтийских немцев и в юности даже воевал за белых, поэтому, как и не пришедший, но передававший привет еще один офицер, контролировавший работу русской полиции, сразу и с удовольствием влился в компанию Туровского и Брандта. Был он тихий и улыбчивый, за весь вечер не сказал и пяти фраз, но все же было видно, что в его присутствии Туровский говорит не совсем так, как говорил бы без него.