СТРОЕВ. Не бойся, я поговорю кое с кем в Верховном суде, они квалифицируют кражу чемоданчика как рядовое хищение обычного государственного имущества, а за это у нас много не дают. Года два. Может, и штрафом отделаешься.
МИХАИЛ. Смотри, какой добрый стал! Поздно. Разговор окончен.
СТРОЕВ. Со мной не хочешь говорить — с родным отцом побеседуй!
МИХАИЛ. С каким еще отцом? Он под Костромой… в деревне…
СТРОЕВ. Истребители летают быстро. В окно посмотри!
Все поворачиваются к балкону. Сверху опускается строительная люлька, в ней стоит бородач с сельскохозяйственной внешностью. Телевизор гаснет.
МИХАИЛ (удивленно). Батя, ты!
ОТЕЦ. А кто ж еще. Москва-то как расстроилась! Я тут у вас, считай, годков двадцать не был. Поезда дорогущие. Была дорога железная, а стала золотая. И до райцентра не доберешься. Раньше катер по Волге-матушке ходил, теперь только круизы буржуев прохлаждают. Поют, пляшут на палубе. Тьфу! Сидишь на берегу и ждешь, когда «Аврора» поплывет.
МИХАИЛ. Никогда. Как мама?
ОТЕЦ. Слегла твоя мама. Болеет.
МИХАИЛ. Что с ней?
ОТЕЦ. Обиделась.
МИХАИЛ. На кого?
ОТЕЦ. На власть.
ЭДИК. У нас этим полстраны болеет.
МИХАИЛ. Заткнись!
ОТЕЦ. Это кто? Сонькин хахаль? Я тебе говорил, дубина.
МИХАИЛ. Не хахаль… тараканов пришел морить.
ОТЕЦ. А почему голый?
МИХАИЛ. По инструкции. Что с матерью?
ОТЕЦ. Я же тебе писал, что к нам из области газовую трубу тащат?
МИХАИЛ. Писал.
ОТЕЦ. Мы всей деревней последнее на радостях пропили. А трубу мимо протащили.
МИХАИЛ. Как мимо?
ОТЕЦ. Неперспективная мы деревня. Школу закрыли, медпункт закрыли, клуб закрыли, даже магазин закрыли. А это уж, сынок, последнее дело. От самогона у меня изжога. Газ, сказали, в Европе нужнее. Там люди, а здесь народ. Потерпит. Не впервой.
МИХАИЛ. Вот гады!
ОТЕЦ. Звезды с Кремля поотшибать за такое безобразие! Коммунисты газу не давали, это понятно, с империализмом боролись, экономили, братские страны отапливали. А эти с кем борются? С народом! Эх, Сталина на них нет! Нам бы в президенты кого-нибудь с усами! Ты там при начальстве трешься, замолви словечко — без газу нам нельзя.
МИХАИЛ. Терся. Ты хоть знаешь, батя, зачем тебя в Москву примчали?
ОТЕЦ. Сказали, ты важную казенную вещь прибрал.
МИХАИЛ. Верно.
ОТЕЦ. Молоток! Не все-то им нас обирать. Я когда за электричество плачу́ — пла́чу. Пла́чу и плачу́. Дорогая вещица-то?
МИХАИЛ. Бесценная.
ОТЕЦ. Покажь!
Михаил берет в руки кейс, показывает отцу.
ОТЕЦ. Миллион.
МИХАИЛ. Почему миллион?
ОТЕЦ. У америкашек в кино в таких чемоданчиках деньги носят. Придут, на стол хлопнут и говорят: «Миллион».
МИХАИЛ. Нет, отец, подымай выше!
ОТЕЦ. Неужели акциями взял?
МИХАИЛ. Нет, папа, это — ядерный чемоданчик.
ОТЕЦ. Ну как же, слышал. Важная штука!
МИХАИЛ. Еще какая! (Открывает.) Если эту красную кнопку нажать — будет ядерная война. Всем конец!
ОТЕЦ. И америкашкам?
МИХАИЛ. Им в первую голову.
ОТЕЦ. Уже легче.
ЭДИК (жалобно). Но ведь нам тоже конец.
ОТЕЦ. Ничего. Мы нация соборная.
СОНЯ (в голос). Иван Семенович, и вы тоже рехнулись? Скажите ему!
ОТЕЦ. Заткнись! Верещать будешь под мужем. (Михаилу.) Эх, сынок, сынок, ну как же ты так!
МИХАИЛ. Папа, я не хотел, я рапорт подал, а они… Психанул…
ОТЕЦ. Ты сколько за президентом эту котомку таскаешь?
МИХАИЛ. Семь лет.
ИВАН. Эх ты! Семь лет уже могли бы как люди жить. Себе что просишь?
МИХАИЛ. Квартиру предлагают. Три комнаты.
ОТЕЦ. Бери четыре. Мы с матерью гостить будем. И какую-нибудь хибарку в Испании требуй. Там рынок недвижимости как раз просел.
СОНЯ. Лучше на Канарах.
МИХАИЛ. Заткнись! (Отцу.) Смотрю, ты подкованный стал!
ОТЕЦ. А что в нашей глуши еще делать: зайцев стрелять, рыбу ловить да телевизор смотреть. Сумку вернешь, когда они нам газ пустят. (Кивает на Эдика.) А этого таракана не убивай — возьми заложником. Так в кино всегда делают…
ЭДИК. Спасибо, дедушка!
СОНЯ. Сколько же нам здесь сидеть, пока к вам газ проведут?
ОТЕЦ. А тебе скучно дома-то, погулять захотела, мокрохвостка? Потерпишь! Нагонят таджиков. Мигом трубу спроворят.
На экране появляется взбешенный генерал Строев.
СТРОЕВ. Хватит, убирайте деда! Старый хрен…