В справочном окне больницы виднелась обрюзгшая тетка с выкрашенными в огненный цвет густыми, как пакля, волосами. Тетка громко разговаривала с кем-то по телефону.
– А стул? – спрашивала она озабоченным тоном. – Не жидкий? То есть как это не знаешь? Вообще нет? Ну, ты даешь! А аппетит? Не ест? Ничего не ест? Что, даже «китикет»? Как, даже «вискас»?
Надежда негромко кашлянула, чтобы ненавязчиво напомнить о своем существовании. Тетка неприязненно стрельнула в нее глазами, прикрыла трубку рукой и прошипела:
– Подождите! Видите – я разговариваю!
– Это я не тебе! – проговорила она в трубку. – Да есть тут некоторые, которым очень не терпится! А фарш сырой пробовали давать? Как, даже фарш не ест? А филе тресковое? Ну, тогда уж точно надо ветеринара вызывать! Если тресковое филе не ест, это уж ни в какие ворота!
Выслушав ответ, тетка многословно распрощалась со своей собеседницей, повесила трубку и наконец повернулась к Надежде:
– Ну?
Поскольку Надежда Николаевна несколько замешкалась, тетка повысила голос и весьма ядовито проговорила:
– То спешим, а то слова сказать не можем!
– Отчего же! Я хотела спросить о мужчине, которого привезли вчера около четырех часов после аварии.
– Фамилия! – рявкнула медсестра.
– Не знаю. – Надежда пожала плечами.
– А чего тогда интересуетесь?
– А вам-то какое дело? – не выдержала Надежда. – Вы обязаны справку дать!
– Обязана… – проворчала тетка, но тем не менее полезла в толстый журнал. – Утра или вечера?
– Что? – переспросила Надежда.
– Поступил в четыре утра или в четыре вечера?
– Вечера, конечно… какие же маршрутки в четыре утра?
– На пенсию пора, – вполголоса пробормотала тетка, листая журнал, – а все мужчинами интересуются!
– Это вы о ком? – ледяным голосом спросила Надежда.
– Не о вас, – тетка поняла, что переборщила, и поджала хвост. – Вот он, – она нашла наконец нужную запись, – больной Кулик, вторая хирургия, седьмая палата… только сейчас к нему нельзя. Состояние средней тяжести, постоянного пропуска к нему нету, так что приходите после четырех… А сейчас все равно не пустят.
– Я вещи его принесла. – Надежда Николаевна приподняла пакет с надписью «Севзапмолоко», в котором скрывался от посторонних глаз вишневый кейс Кулика. Кстати, Надежда подумала, что пострадавшему пассажиру удивительно подходит эта пернатая фамилия. Он был такой хрупкий и нездоровый…
– Вещи отдайте на склад, – равнодушно проворчала тетка, снова берясь за телефон.
Обращаться к ней за дополнительными уточнениями было небезопасно, поэтому Надежда спросила о местоположении склада пробегавшего мимо бородатого мужчину в зеленом халате.
– В подвале, – ответил тот, указав рукой направление вперед по коридору, и исчез в облаке пыли, как гоночный мотоцикл.
Надежда пошла в указанном направлении. Больничный коридор произвел на нее гнетущее впечатление: освещенный ярким голубоватым светом люминесцентных ламп, он выглядел особенно бедно и запущенно, каждая дырка на допотопном линолеуме бросалась в глаза. Навстречу попадались подозрительные личности со следами свежих травм и ушибов, заросшие трехдневной щетиной и облаченные в драные пижамы с черными больничными печатями. Причину такого внешнего вида пациентов она поняла, увидев на одной из дверей надпись: «Травматология».
Видимо, сюда привозили по «Скорой» пострадавших в пьяных драках и других подобных происшествиях.
Наконец, когда Надежда подумывала, не повернуть ли назад, она увидела многообещающую табличку:
«Склад. Оздоровительный центр «Березка».
Сочетание было какое-то странное, но Надежда продолжила движение в прежнем направлении. Вскоре она увидела дверь, на которой залихватской славянской вязью было выведено:
«Березка». Сауна, бассейн, расслабляющий массаж».
Ниже, уже без завитушек, было приписано:
«Склад. Без документов не приходить».
«Интересно, что имеется в виду под расслабляющим массажем?» – подумала Надежда Николаевна, толкнув дверь.
Она оказалась в просторном холле, выложенном дорогой полированной плиткой и уставленном низкими кожаными диванами. После рваного линолеума, которым были покрыты полы в больничном коридоре, эта роскошь выглядела как-то неубедительно. Одна из дверей, выходивших в холл, открылась, из нее вышел огромный, как платяной шкаф, мужчина с выбритой наголо головой. С двух сторон его поддерживали две пухленькие девушки в коротких белых халатах, на фоне этого «шкафа» казавшиеся особенно маленькими.