Выбрать главу

Пельмень критично взглянул на Малого — выглядел пацанёнок совершенно нелепо. И прямо сейчас мало чем напоминал сына обеспеченного человека. Оборванца — вот это пожалуйста, таки вылитый пращелыга.

При виде Сёмы у Сани в голове щелкнула мысль. А что если…

— Малой, братан, ну ка хоть сюды. Быстрее давай булками шевели. Менты настигают.

Подозвав к себе пацаненка, положил тому руку на плечо и нагнулся к нему, взглянул в глаза.

— Слушай внимательно и наматывай на ус. Нас щас крепанут, поэтому держи свой язык за зубами. Чтобы менты у тебя не спрашивали — не отвечай. Пусть твоему бате звонят, в курс ставят, или вообще скажи, что не помнишь ничего — машину мол взяли покататься, поприкалываться, а дальше память как обрубило. Сознание на фиг потерял. Говорить с ментами я буду, а ты в отказ иди. Понял меня?

Малой растеряно закивал.

— П-п-понял.

— Слова пацана дашь? Бля буду?

— Слово п-пацана. Бля бу-бу-буду. А че ты собрался им го-го-говори…

Пельмень не дал закончить Малому мысль и вмазал ему под дых. Неожиданно совершенно для пацаненка. Сёма согнулся, хватаясь за солнышко и жадно хватая ртом воздух.

— Уффф…

— Сёма не обессудь, так надо.

Пельмень схватил задыхающегося пацаненка под руку и поволок за собой. Сирена крякала совсем близко.

Пельмень понимал, что далеко уйти не выйдет. Так и вышло, через сотню другую метров дорогу им перегородил бобик ментов.

Крепили пацанов так, будто за то ментам положили премию. С повышенным энтузиазмом. Бобик даже остановиться не успел, как из него выскочил автоматчик, придерживая за малым не слетевшую фуражку.

— Руки вверх, стрелять буду!

— Это какое-то недоразумение, товарищ милиционер…

Слушать никто Пельменя не стал.

Мент подбежал и врезал Сане прикладом автомата в солнечное сплетение. Второй мент уже паковал Сёму мордой в пол.

На запястьях пацанов защелкнулись браслеты.

Никто никому не зачитал права.

Не представился.

И вообще ни хрена не объяснил.

Ну а через 5 минут пацанов засунули на заднее сиденье бобика и повезли в ближайшее отделение.

Глава 1

«Но менты в слова не верят и меня швырнули в двери,

И забрали из карманов барахло

Что за странная картина — здесь армяне и грузины,

Проститутки не дороже ста рублей.

И больной туберкулезом и хохол с разбитым носом,

И до смерти перепуганный еврей»,

песню «Обезьянник» поёт блатной певец Гриша Заречный.

Жил был пёс, как говорится.

А ещё говорится — первый блин всегда комом. Вот и первый шаг по реализации задумки сколотить собственную ОПГ Пельмень-Малой вышла боком. Ну и накрылась медным тазом.

Чем там Саня думал — хрен его на самом деле знает, но даже не задницей, как принято говорить в таких случаях. Ибо думая задницей, Пельмень получил бы куда более годные мысли, вот честно. У задницы какая никакая, но логика есть.

А теперь за попытку подмотать самогонный аппарат у местного алконавта уголовника Пельменю и Малому грозит десятка — разбойное нападение.

Статья 162 УК — привет.

В лучшем случае часть вторая.

А дальше — как у следака, который возьмётся шить дело фантазия сработает. Лепи че хочешь.

По предварительному сговору.

С применением оружия.

С проникновением в помещение со взломом.

И так далее, и тому подобное.

Потому как затея отвести от себя внимание вышла боком. Сейчас то Саня понимал, что у ментов теперь куча свидетелей и мужичок с соседского гаража… как его звали Пельмень начисто забыл, но речь о кенте бати Малого и бывшем его коллеге — этот первым укажет на Пельменя пальцем, как на угонщика Мерседеса. И легко опознаёт во время следственных действий.

Вот тебе и раз.

Сука, а ведь сразу Сане этот хмырь не понравился. Хватило же тяму связаться!

В общем, надо на ходу придумывать легенду и тереть ей по ушам следаку. Глядишь прокатит.

Да уж.

А так… все в жизни приходится переживать впервые.

Первый трах.

Первое убухивание в сопли.

Первые успех и неудачу.

И первое задержание вкупе с поездкой на заднем сиденье ментовского бобика, с наручниками больно впивающимися в задницу.

Попал так попал.

Все бы ничего, но с ростом за метр девяносто и весом сто тридцать килограмм, сидеть в скворечнике равно бобике — стремно. А когда в жопу допопцией вдавливается Сёма, прижатый наглухо к дверке своей щекой, так стремно вдвойне…