— Мне бы поссать сходить? — спросил у мента Пельмень. — Клапан давит, товарищ милиционер.
— Терпи, — фыркнул мент. — Терпение и труд все перетрут.
— Как скажете.
Понятно, товарищ милиционер в нехорошем настроении пребывает. Говорить летехе о том, что терпеть он не станет и при надобности насыт в углу, Пельмень не стал. Но для себя тверди решил — именно так он и сделает, если совсем не в терпёж сделается.
Мент отпер клетку, протолкнул внутрь Саню. И точас захлопнул дверь, оставив Пельменя внутри с двумя говнарями на лавочке. Помимо оных в кутузке находился какой-то старикан под семьдесят (не пойми за какие успехи а обезьяннике оказавшийся) без майки, в одних брюках.
И рядом с ним — баба лет пятидесяти, видать проститутка судя по боевому раскрасу. Двое последних стояли в сторонке от лавочки.
Саня выдохнул, пожал плечами — так значит так, медленно помассировал запястья.
— Вот это у него жопа! Гы-гы.
— А сиськи гля! Больше чем у Машки! Хи-хи.
Двое упырей на лавке, убранные и вмазанные, в голос заржали. Машей похоже звали старую проститутку, по крайней мере та начала недовольно ворчать, не впечатлившись сравнением с толстым мальчиком.
Пельмень медленно развернулся. Не, с дядей Виталей сравнение так себе. Тот алкаш, а эти двое — очевидно торчи. И язык длинный. Расположились нарики так, что на лавке не осталось свободного места — с ногами. И явно чувствовали себя хозяевами положения в обезьяннике.
А ещё, Саня только сейчас увидел, что парочка раскидывает чи нарды, чи хер пойми что — на тряпочке, постеленной поверх лавки, расставлены шашечки.
Тряпочкой кстати оказалась майка старика, вон чего он в одних брюках стоит.
Видать короб пронести в клетку не разрешили, а фигурки — все таки можно.
В ноздри врезался острый запах затлевший мочи. Пельмень кашлянул в кулак. Понятно, что менты в отделении злые, но под себя на кой хрен ходить. А судя по тому, что оба ещё вмазанные, сидят они в обезьяннике не так давно. Ну или каким-то боком протащили дурь в кутузку. Но потом Саня смекнул, что обоссался старикан, стоявший в сторонке от лавки с нариками. Под глазом дедка расплылся совсем свежий фингал. И Пельмень нисколечко не удивился бы, узнай, что фингал — дело рук одного из лавочных наркоманов.
— Здоров, люди добрые. Вы про какие жопу и сиськи базарите? — спокойно спросил Пельмень.
— Про твои. Кто такой?
Торчки снова захихикали. И начали чесаться, гладить продырявленные иглами, побитые вены. И медленно стали раскачиваться туда-сюда. Один из них, имени которого Саня не знал (и знать не хотел в принципе) бросил игровые кубики. Выпали две шестёрки, прям на майке старикана.
— Может подвинитесь, присяду? — на вопрос «кто такой» Саня отвечал не стал.
— Так места полно. Становись вон рядом с Иванычем.
— К нам с твоей жопой садиться не надо, гы-гы-гы…
Пельмень хмыкнул — места кроме лавки внутри не было и ему прямо указали постоять. Видать и здесь за малолетнего лоха держат. А тут еще на показуху снимают свои шлёпанцы и сандали и кладут туда, где Саня мог присесть.
Пельмень переглянулся со стариком, тот потупил взгляд и вообще отвёл глаза. Понятно — стыдно. Переглянулся следом с проституткой Машей — та заискивающе ему подмигнула.
Ну что сказать?
Саня был зол на всю ситуацию. На собственную абсолютную тупость и неудачливость. На то, что подвёл Малого под статью. На то, что пропустил вечернюю тренировку и просрал первый день по новому графику. И вот это хамство торчков стало последней каплей.
На фиг.
Надо этим говнарям по задницам надавать.
— Вас не учили, что старшим и женщинам место надо уступать?
В ответ торчки снова заржали.
— На хер иди, сало.
Реальной надобности присаживаться у Пельменя не имелось, но Саня решительно подошёл к лавке, на которой сидели торчки. Ну и тупо перевернул ее вместе с ними, стряхнув распоясавшихся «красавцев» на пол. Оба спикировали головами в грязный линолеум. Одного из упавших торчей Саня ускорил и пустил торпеду в виде смачного подсрачника — пыром в зад. Торч проехал до самой решётки и там в раскорячку замер рядом с ни на шутку перепугавшимся стариком.
Следом по клетке разлетелась шашки и игровые кубики. Пельмень схватил майку, на которой играли наркоманы, кинул ее старику.
— Ты охерел?! — завизжал один из торчков. — Да я тебя пореш…
Не договорил нарик о своих ближайших планах — Пельмень запустил ему шлёпанцам в лоб — нежданчика.
Лови подачу!
Сандали второго мудака вместе с оставшимся шлёпанцем первого, смел в угол камеры.