Громов смотрел в окно на окружающий мир, освещенный осенним солнцем, и ощущал свою причастность и свою нужность ему. Алексей уже снова готовился сражаться до победы, затаенные, сдавленные ранением способности рвались теперь наружу — так поднимаются растения, с которых сняли каменные плиты и открыли им дорогу к свету. Он чувствовал себя свободно и хорошо.
Завтра Алексей поедет в санаторий, чтобы там накапливать силы для новых боев с немцами. А что с ними предстоит воевать долго и трудно, он уже теперь понимал и готовился к этому со всей серьезностью.
Насчет одежды он не беспокоился, поскольку знал, что тем служивым, кто из госпиталя выписывался, выдавалась положенная по званию морская форма, правда не парадная, а обычная повседневная, но новая. Его парадная одежда находилась на крейсере «Червона Украина», и он полагал, что пребывает она там в целости и сохранности.
И еще он думал о Стелле, о своей Сталине Каранель. В тот роковой день, когда Алексея ранили, виделись они мельком. Всего несколько коротких минут до внезапного обвала артиллерийского налета, яростной бомбежки и танковой атаки… Он так и запомнил Стеллу за спаренным зенитным пулеметом. И еще ее глаза. Они имели какое-то особое, строго отрешенное выражение, какое бывает лишь во взгляде моряка, много пережившего в плавании на море. Такое выражение означало понимание жизни, обретенное через испытания, когда дыхание близкой смерти уже касалось сердца. И в этой строгой отрешенности сквозила уверенность в правильности выбора и вера в окончательное победное торжество.
Как они там, под Балаклавой, держатся? Бригада отчаянных моряков и морских пограничников осталась под стенами древней Генуэзской крепости. Их прикрывает сверху от налетов авиации подразделение зенитчиков, среди которых и пулеметчица Сталина. Что с ней? Героическая гибель отца и всего экипажа крейсера круто изменила планы девушки. Она добилась, чтобы попасть на курсы пулеметчиков…
Громов думал о ней постоянно и знал, сердцем своим верил, что Стелла тоже не забыла его в пекле войны. Но у нее на сердце каменная печаль и горечь утраты, которые пустили корни глубоко в душу, и Алексей переживал, что не может сейчас находиться рядом, чтобы поддержать и ободрить, утешить девушку ласковым словом, полным любви и надежды. Война их развела, но не разлучила, потому что была не в силах порвать духовные нити сердечной привязанности. Но отсутствие вестей с участка обороны под Балаклавой постоянно тревожило Громова и вызывало беспокойство за Сталину.
И эти два чувства — беспокойство за Стеллу и радость выздоровления — сплелись в сердце Алексея в одно, породив единственное желание: поскорее возвратиться в боевой строй, чтобы воевать рядом с ней или хотя бы поблизости. Он верил, что так будет лучше и надежнее.
За окном росло большое ореховое дерево, уже много пожившее на земле, но еще полное силы. Крепкие ветки с сизоватым отливом гладкой коры уверенно тянулись к солнцу, на них с веселым чириканьем резвились воробьи и сновали несколько молчаливых ворон, а среди продолговатых мясистых листьев, отливающих зеленым глянцем, то там, то здесь просматривались уже созревшие плоды, похожие размером на куриные яйца, только буро-зеленого цвета.
Алексей вспомнил, как они, мальчишками, карабкались за такими плодами, как легко снимали, разламывали верхнюю их «рубашку», извлекая орехи, и как потом долго и нудно отмывали пальцы и ладони, незаметно ставшие темно-коричневыми — намного темнее, чем добытые орехи.
— Гляди, ворона! — сказал удивленно Чайка, который тоже подошел к окну. — Во дает!
— Что? — спросил Алексей, увлеченный своими мыслями.
— Да ворона, говорю. Ну, хитрюга, что выдумала!
— Где?
— Гляди повыше!
— Ну, вижу ворону и не одну, — сказал Алексей. — Ничего особенного, ворона — она и есть ворона.
— Да ты выше смотри! Которая над макушкою дерева. Вон она взлетела!
— Ну и что?
— А ты в клюв ее, в пасть птичью погляди! Что тащит! — Чайка рукой показывал на ворону, уже взлетевшую над деревом. — Усек?
— Орех! — с удивлением произнес Громов.
— Так о чем я тебе толкую! — сказал Чайка и спросил: — Ты видал, чтобы вороны орехи таскали?
— Нет, никогда не видал, — признался Алексей.
— И я тоже никогда. А эти таскают! Вот чудно как! — сказал Чайка и вслух подумал: — Они ж орех тот расклевать не могут, это факт!
— Да, силенок на это дело в клюве у вороны маловато, — согласился с ним Алексей, продолжая наблюдать за птицами. — Ни разгрызть, ни проклевать скорлупу не сможет.
— Факт, что не сможет. А зачем тогда им орехи?