Я слегка приподнял голову и увидел директора школы Ахметова.
— Люди с джайляу приезжают какие-то особые, — продолжал директор. — Вы поправились загорели, словно приехали с курорта. Говорят, нынче на джайляу просто замечательно. Я давно собирался съездить туда, попить кумыс, да все лето провозился с ремонтом школы. Вы получили мое письмо?
— Поэтому и приехала. Что он тут опять натворил?
— Ваш сын совсем испортился. Он связался с сыном Сугура, пропускает занятия, будоражит весь аул. Четыре дня назад мой отец искал в лесу коня. Вдруг видит в лесу густой дым. «Кто бы это мог развести костер?» — подумал отец и пошел туда. Оказывается, это был ваш сын с Султаном. Они опаливали гуся. «Вы что здесь делаете? Чей это гусь?» — спросил мой отец. «Мы отстреляли», — говорят. «У вас же нет ружья, из чего же вы стреляли?» — «Из лука». Когда отец вернулся домой, он встретил старуху дедушки Мурата, которая ему сказала: «У меня украли гуся».
— Какой позор! — произнесла мама, расстегивая ворот кофты. — Пропадает, несчастный! Пропадает! Но, дорогой, что вы теперь думаете с ним делать?
— Вечером обсудим на педсовете. Обязательно приходите. А что в этом коржуне... ой-ой, да это же кумыс, женгей! То-то я и чувствую, что кумысом пахнет...
— Идемте, я вас угощу, — сказала мама.
XV
Зарывшись в сене, я пролежал дотемна, стыдясь показаться маме.
На площадке перед школой ребята уже давно играли в волейбол. Сейчас они с веселым шумом расходились по домам. «Вот они, счастливцы, — думал я. — У них никакого горя. Почему это я не могу быть таким же? Кто загнал меня сюда, где должна лежать только собака?»
Всему бывает предел. Наконец, я скатился с сена на землю и побрел домой с таким видом, будто ничего не слышал и ничего не знаю. Вечером, казалось мне, не так страшно показаться маме. В сенях мне повстречалась бабушка с ведром в руке — она шла доить корову.
— Где это ты весь день бродишь? — спросила она. — Приехала мать и разыскивает тебя. Эй, подожди-ка, — бабушка подошла и начала шептать мне на ухо. — Ты смотри, мать, кажется, сердита на тебя...
В комнату мамы я вошел безмолвно, маленькими шагами, словно шел по скользкому льну. Тишина, словно в доме никого нет. Я оглянулся. Действительно, никого нет. «Может быть, она вышла куда-нибудь?» — подумал я. В это время из дальнего угла послышался глубокий вздох. Я насторожился и внимательно посмотрел в темный угол. Мама ничком лежала на постели прямо в одежде, прикрыв лицо обеими ладонями.
Я прошел на середину комнаты и тихо сказал:
— Здравствуйте, мама.
Она не ответила. Я подошел ближе.
— Мама, что с тобой, ты плачешь?
Она спокойно подняла голову, повернулась лицом ко мне и села поудобней.
— Да, плачу, — проговорила она, вздыхая, — Как же мне не плакать, если аллах создал меня такой несчастной. Одни только твои похождения убивают меня. Что с тобой становится изо-дня в день? Какой позор! Ты же убиваешь свою мать! Даже стыдно смотреть людям в глаза! Что мне делать с тобой? Что? Чего тебе не хватает?
Она говорила это быстро, взволнованно, и я чувствовал, что она вот-вот разрыдается. Никогда я ее не видел такой. Я был так тронут ее словами, что бросился к ней.
— Перестань, мамочка! Милая мама...
Она отстранила меня.
— Не подходи! Не смей называть меня мамой!
У нее больше не было сил говорить. Она прикрыла глаза скомканным платочком и опять упала на подушку. Я подошел и обнял ее.
— Прости меня, мамочка! Прости! Даю самую торжественную клятву...
Теперь я плакал вместе с ней. Через некоторое время мама снова подняла голову. Она заговорила, и голос ее в потемках показался мне странно чужим:
— Дом и имущество, оставшееся от твоего отца, оставляю вам. С меня хватит. Я уйду от вас...
Я стоял, как вкопанный... Уйдет. Куда? К Каратаю? И я представил, как мама уезжает с ним на его мотоцикле, и мы с бабушкой остаемся совершенно одни.
XVI
Спустя полчаса, мы пришли в школу на педсовет. Ахметов стоял у входа и курил. «Мы ждем вас», — сказал он, под руку увел маму в коридор, а мне сказал: «Побудь здесь, когда будет нужно, мы позовем».
Я бесцельно брожу по двору школы. Слова мамы: «Уйду» — не выходят у меня из головы. Куда она может уйти? Неужели она хочет выйти замуж?
Перед моими глазами снова всплывает старый мотоцикл и Каратай. Я вижу, как он сажает ее, маму, и они уезжают, даже не попрощавшись со мной. Слезы подступают, и я чувствую, что сейчас заплачу. «Милая мама! — шепчу я. — Не выходи замуж! Я больше никогда, никогда не буду тебя расстраивать. Я буду самым примерным». А вдруг меня сегодня исключат из школы... Как быть тогда?