Боксеры разошлись по своим углам. Пока еще трудно было решить, кто победит. Николай Трофимович, отирая с Мурата пот, ободряюще шептал ему:
— В атаку иди только в выигрышном положении... Спокойнее!
Второй раунд начался стремительными атаками американского боксера. Он действовал быстро, молниеносно менял тактику, наносил десятки сильных ударов, словно желая немедленно покончить с Муратом.
Мурат старался перейти в контрнаступление. Невозможно было сосчитать, сколько ударов в секунду сыпалось то на одного, то на другого. Вот Мурат начал теснить Сендерса. Вот спина Сендерса коснулась веревок, он остановился, защищаясь.
Сидящий рядом с американцами богатырского телосложения француз вскочил и в азарте крикнул Мурату:
— Бей! В нос бей, не давай опомниться!
И весь стадион поддержал его:
— Бей, Му-урат!
Сендерс с трудом вырвался из угла, Мурат продолжал наступать. Тогда американец, наклонив голову, бросился на Мурата, и не успели судьи сделать предупреждения, обхватил его руками.
— Стой! — раздалась команда.
Мурат спокойно шагнул назад, а Сендерс, будто не слыша команды, ударил его в бок, ударил так сильно, что Мурат вскрикнул, согнулся и упал.
Стадион взревел от возмущения.
Трибуны грохотали так, будто по ним неслись железнодорожные составы. На судей полетели со всех сторон калоши. Полисмены с резиновыми дубинками бросились в толпу. Так окончился второй раунд.
Грудь Сендерса вздымалась, как кузнечный мех. Он обливался потом и почти не слышал, что говорил ему Хикерсон.
И вот — третий раунд. Опять взаимные атаки, опять десятки, сотни молниеносных ударов. Зрители уже не могли сидеть на месте.
— Сендерс!
— Мурат!
Вдруг нос Сендерса обагрился кровью. Это все сразу заметили.
— Му-урат!
— Сенде-рс!
Сендерс пошел в атаку, обрушив на Мурата град ударов.
Мурат отступал. Дошел до веревки.
Сендерс нанес такой сильный и неожиданный удар в подбородок, что Мурат, вздрогнув всем телом, упал.
Николай Трофимович внимательно следил за боем: он начинал уже нервничать, а когда увидел, что Мурат упал, вскочил с молниеносной быстротой на ноги.
Судья на ринге торопливо отсчитывал секунды, будто боялся, что Мурат встанет.
— Раз, два, три...
Мурат приподнялся.
— Четыре, пять... восемь...
Мурат выпрямился.
— Муратик! — закричал Николай Трофимович.
— Бокс! — скомандовал судья.
Неожиданно для всех и для Николая Трофимовича Мурат, как стрела, бросился на Сендерса и нанес ему сокрушительный удар в ухо.
Скулы американца словно хрустнули, дернулись. Небо и земля закружились перед его глазами. Он как-то сразу размяк, попытался было выпрямиться, но покачнулся и упал, сильно стукнувшись затылком о пол.
Стадион замер. Слышно было только, как считает судья.
— Раз, два... Три... Пять... Семь... Девять!
Сендерс не встал.
Мурат стоял посредине ринга, дыша полной грудью и улыбаясь. Он не слышал ни аплодисментов, ни грубых ругательств американцев. Он погрузился в какое-то теплое, блаженное чувство радости, будто крылья выросли у него.
К нему подошел судья, поднял его руку и объявил:
— Победил Мурат Батырбаев!
Возгласы одобрения и аплодисменты стали еще громче, еще горячей. Мурат с благодарностью кивал каким-то незнакомым, но приветливым людям, поздравляющим его.
Над стадионом взвился алый флаг Союза Советских Социалистических Республик.
Чемпионом миpa стал Мурат Батырбаев.
Обычно спокойный и выдержанный, Николай Трофимович, как мальчик, вскочил на ринг и, обняв Мурата поцеловал его.
Грянул гимн Советского Союза. Его широкая могучая мелодия казалась Мурату теплым поздравлением Родины. Мелодия ласкала его, воодушевляла, множила силы.
БЕЛЫЙ КОЗЛЕНОК
Каждую весну, как только начинались каникулы, Есим уезжал к дедушке, пастуху из колхоза имени Ленина.
Дома, в семье, Есим — один из пятерых детей; кушай, что дают, одевай то, что достанется от старших братьев, а попадет Есим под горячую руку отцу или матери — получай шлепок.
То ли дело у дедушки Ораза! Как бархатный ковер, расстилается зеленая равнина, на которой пасутся отары овец! Воздух — прохладный, чистый, наполненный запахами душистых цветов и трав! Попросишь у дедушки лошадь и отправишься за отарой овец! А как приятно играть с маленькими ягнятами, прислушиваться к блеянию овец и коз, возвращающихся по вечерам в загоны.