Правда, Толеп предлагал ей перебраться в колхоз. Но Гульбаршин тогда вспылила и сказала ему: «Сам поезжай, если нравится, а я не поеду»! Она была уверена, что ехать в колхоз позорно. А Толеп не стал настаивать: «Не хочешь ехать — оставайся одна». Сказал — и уехал.
Вдруг в дверь постучали. Вошел соседский мальчишка.
— Тетя, вам письмо пришло! — сказал он. — И кажется, от Милат...
Гульбаршин сама не заметила, как вскочила с постели, схватила письмо и стала читать. Мальчишка ушел.
«Дорогие мои, папа и мама...» — читала Гульбаршин. А в груди у нее поднималась горячая волна нежности и счастья. — Жаным[18]! — вырвалось у матери.
Милат писала о том, что ее зачислили в училище, дали место в общежитии. В одной комнате их жило пять девушек, и все они в будущем году, если будут живы и здоровы, получат специальность десятника строительства.
«А еще, папа и мама, — писала она, — построю в вашем колхозе клуб, школу, фермы...»
Милат, как живая, встала перед глазами Гульбаршин. В каждой строчке письма был отражен ее упрямый характер.
— Золотце мое, — шептала Гульбаршин. — Только бы ты здорова была... А там будь кем хочешь...
И тут ей в голову полезли разные мысли, которые в последние дни не давали покоя ни днем, ни ночью.
— Что же мне делать одной? Как же мне жить? Толеп уехал... С ним ничего не случится, если я останусь здесь?.. В колхозе много женщин... И девушек много... Еще понравится ему какая-нибудь?! Дура я, дура!
Гульбаршин быстро встала с постели, оделась и стала звонить в колхоз «Коминтерн».
— Алло! — кричала она в телефонную трубку. — Мне нужен председатель Дуйсенов! Это ты? Это я говорю, Гульбаршин... Ты что, воды, что ли, в рот набрал? От Милатжан письмо пришло... Вот об этом я тебе хотела сказать... У нее все хорошо! Эй, а где Ермек? Как он там ходит под дождем? Вы же плащ дома забыли! А ты еще, наверное, таскаешь его с собой... Смотри, простудишь еще! Эй, Толеп! Ты собираешься сюда приезжать или нет? Нашел для себя теплое местечко и все, да? Ну, знай! Я тебя одного там не оставлю... Ты что же думаешь, что я вечно буду жить одна в этом пустом, противном доме? Эй! И захвати с собой ту огромную машину... Будем переезжать!
1955
САША
Я стою перед администратором павлодарской гостиницы. Это маленькая старушка с большим носом, в очках. Она сидит за столиком, кутает свою худую шею в старенький шерстяной шарф и не смотрит на меня. Только что я попросил у нее предоставить мне место в гостинице, и она ответила мне очень кратко:
— Мест нет...
— А что же мне теперь делать?
Старушка вытащила из ящика стола какие-то бумажки и стала спокойно скреплять их металлическими скрепками. Вопрос мой остался без ответа, и я рассердился.
— Вы меня извините, — сказал я, — но я приехал на целину... Я писатель! — и протянул ей свое маленькое удостоверение.
Старушка холодно посмотрела на меня.
— А вы обратите внимание, сколько в коридоре людей живет! — проговорила она. — Причем с детьми. И тоже на целину приехали... Разве бы я их не устроила в первую очередь, если бы у меня места были?
Что я мог сказать ей? Действительно, по обеим сторонам коридора на диванах и стульях, свалив около себя узлы и чемоданы, уныло сидели люди: мужчины, женщины, дети — они ждали, когда в гостинице освободятся номера.
Мне стало неловко, что я сразу не обратил на них внимание.
Я спустился на нижний этаж, сдал в камеру хранения свой чемодан и пошел в ресторан ужинать. Было девять часов вечера. На улице дул резкий, холодный ветер, шел дождь вперемежку со снегом. А в ресторане было тепло, тихо, уютно. Целый час я просидел за ужином и заметил, что многие не торопились покидать это светлое, теплое помещение — все коротали время. Но целую ночь в ресторане не просидишь. Все равно как-то надо устраиваться. Я рассчитался с официанткой и вернулся на второй этаж, поближе к администратору.
Люди располагались спать на диванах и стульях. Многие уже дремали, то откидывая голову назад и беспрестанно просыпаясь от собственного храпа, то сгибаясь до колен.
Отгоняя сон, я долго ходил по коридору. Часы, висевшие на стене, пробили двенадцать.
— Гражданин, — позвала меня администратор и поманила к себе пальцем.
Я быстро подошел к ней.
— Я могу устроить вас на одну ночь...