Чего портить показатели раскрываемости.
В начале десятого пацаны вернулись во двор. С секций в ДЮСШ пришлось повременить. Но что делать.
— А все р-р-равно, Пельмень, круто б-было, скажи? — спросил Малой. — Оторвались!
— Че крутого, Малой, нагнули нас по полной программе.
Сёма вытянул лицо.
— И на б-бабки поставили, кажись.
— Поставили, — согласился Пельмень. — Только я никому ничего отдавать не собираюсь.
— Я т-тоже, — поддержал Сёма. — Да и б-бабулька меня накажет теперь. Я при всем ж-желании выйти завтра не смогу.
— Бывай. Разберёмся, Малой.
Они обменялись рукопожатиями.
Вот так начался первый день дружбы тридцатилетнего мужика в теле подростка и пацаненка, едва кончившего седьмой класс. Интересно знать, кем вырос Сёма в другой реальности? Все ли у него сложилось хорошо?
Пельмень хмыкнул.
Хрена его теперь знает. Может другой реальности и нет теперь. Для «Зверя из преисподней» уж точно.
Пельмень вернулся домой.
Устало поднялся по лестнице.
Постоял перед дверью. Сейчас вот батя разорется… где водка, где бабки, то се. Сказать ему, что дядя Виталя его на счётчик поставил — может успокоиться? Так у Игоря Борисовича ещё по экипировке и шмотью спрашивать… хотя че можно купить на пустой карман?
Вспомнилось, что мать клала под коврик ключ и Пельмень решил проникнуть в дом незаметно.
Получилось.
Батю он обнаружил набухавшегося у телевизора под футбол. Ничего нового. Пельмень не стал выключать ящик, прошёл к кровати и завалился спать не раздеваясь и не принимая душ.
Глава 5
«Это коммунальная, коммунальная квартира
Это коммунальная, коммунальная страна».
Группа Дюна.
— Александр! Сын, ты в порядке? Кто же тебя так… ой горе то какое луковое!
Рано утром пришла мать.
Ирина Игоревна. Женщина средних лет. Вся потертая, заезженная и с миной недовольства на лице. Будешь тут довольной. Дома бывать по праздникам. И то не по всем. По годам Ирине Игоревне чуть за сорок, а по виду — глубоко за пятьдесят. Морщины на лице, как у шарпея.
Пельменя матушка увидела спящим в одежде на кровати. План проснуться по ночи, облегчится и заодно переодеться провалился — мочевой пузырь в новом теле оказался такой же большой, как и желудок. Саня дрых без ног всю ночь напролёт.
После «кто же тебя так» матери последовали ее вопли…
Ну да, выглядел Пельмень отвратительно, тут ни дать, ни взять. Как и чувствовал, кстати. Ощущения такие, будто попал под асфальтоукладчик.
Беда.
Сон как рукой сняло. Саня сел на краю кровати. С минуту понаблюдал за матерью, бегавшей туда-сюда по коммуналке. Как ужа под жопу получила. Дёрганная вся. Потом вяло сказал.
— Все нормально, ма. Я если че живой.
— Нормально?!
Женщина, наконец нашла что искала — аптечка лежала в тумбочке рядом с кроватью родаков. На ночь кровать задёргивалась «балдахинном» — с горем пополам установленной простыней.
Бати кстати дома не оказалось. Наверное, спецом свинтил, пока ходят параходы.
— Да на тебе места живого нет! Кто тебя так?
Мать села рядом с Сашей на кровать, выпотрошила аптечку. Нашла йод. Открыла пузырёк и ливанула хорошенечко на вату.
— Бедное мое дитё… ой-ой-ой!
— Я упал, — не нашёл сказать ничего лучше Пельмень.
— Упал ты, как же! Вечно ты этих козлов выгораживаешь, — мать аккуратно обрабатывала раны, не жалея йод. — То тебя в реку сбросят, то одежду порвут. Это ещё ладно, я могу понять, но чтобы вот так…
— Бывает, ма — забей, — Пельмень морщился от прикосновений ваты.
— Почему не стал писать заявление?
Понятно. Саня догадался, что матери каким-то боком припёком стало известно о случившемся вчера. Хреново. Первое правило во дворе — не подключать ментов, а второе правило — родителей. А тут и менты, и мамка. Полный набор среднестатистического лоха.
— Не смотри на меня так, сын! Я между прочим с работы ушла, как только участковый позвонил! Лидке позвонила, чтоб подменила!
— Ну я ж не просил тебя никуда уходить, — пожал Пельмень плечами. — Я пацан взрослый, разберусь сам, лады?
Мамку жалко, конечно, хоть она и чужая тетка, но позволять ей лезть в свои дела Пельмень не мог.
— Разберёшься? Сам? — продолжала причитать женщина.
— Че нет то, сын у тебя взрослый вырос, опека не нужна. Тебе самой легче станет. Вон батя на шее сидит и достаточно.
Мать аж мазать йодом перестала от возмущения. Поднялась, схватила Пельменя за ухо и подняла.
— А ну ка иди сюда засранец, — за ухо подвела его к зеркалу.