— Ганже я позвонила. И родителям твоим. Сказала, что ты заглох, и скоро я тебя найду. А Серёжа переполошился, ласково назвал тебе «хренов романтик» и «сказочный раздолбай». Сказал, что уладит и подтвердил, что ты здорово нарушил местный Алгоритм. Тот самый, что с большой буквы «А».
— Тьфу на них с высокой колокольни. Сейчас выпустят, поедем на хутор. Мама борщ сварит. Сбегаем на сопку. Ты свою аристократическую бледность сгонишь румянцем…
— Получишь у меня за «аристократку», — Лера вновь ткнула его кулачком. — Гражданин, выпускайте уже нас, — она постучала в дверь.
Дверь открыл всё тот же добродушный парень.
— Куда же я его выпущу? Вы вот, пожалуйста, выходите. А по поводу нарушителя никаких распоряжений не поступало.
— Как не поступало? Вызовите начальника! — Лера была решительна и напориста. Парень опешил, сконфузился и прикрыл дверь. Побежал за начальством. Лера была довольна. — А ты вот вечно о себе не можешь позаботиться.
— Для этого у меня есть ты. — Бобров улыбался. — Ты не запарилась в своих мехах?
— У меня ж чёрт-те что на голове! Перестань! — Лера пресекла попытки снять с ней шапку.
— Лерка! Ты что, меня стесняешься? — Юра захохотал.
— Ой, Бобрик! Как был ты в женщинах несведущ, так и остался. И мои попытки воспитать — как об стенку горох.
Они наслаждались, вновь обретшие друг друга, забывшие о решётке на окнах и запертой двери. Был только момент, тот драгоценный момент, которым они дышали, и который должен был ускользнуть как облачко дыхания на морозе.
Дверь вновь отворилась, и ввалился тот хамоватый толстяк, что пинал Юру, когда его только «приняли». Губы его были презрительно слюнявы.
— Можете сваливать. И, если ещё хоть раз… прямой наводкой! — Он был зол. — Мне всегда не нравилось, как ты играешь. — Толстому явно очень хотелось пнуть Юру ещё раз.
На выходе стоял Юрин экранолёт, помятый, но, по всей видимости, способный к передвижению. Вдвоём впихнувшись в не самую просторную кабину, они неспешно тронулись на юг. Отъехав немного, остановились. Их просто отпустили, не сказав, куда можно, куда нельзя, где граница и какая обстановка. Юра заподозрил неладное в эдаком спокойствии, но задвинул предчувствия, произвёл рекогносцировку. Тут видофон разразился звонком и нарисовался Ганжа.
— Ты беспросветный олух! — Сергей был, как всегда, приветлив.
— И тебе здравствуй, мой сердечный друг.
— Куда вы там намылились? Быстро ныкайтесь на Обь и гоните в Новосибирск! Там дружественные должны быть граждане. Сейчас там как раз будет заварушка на границе, вы проскочите. Иначе изымут вас из Алгоритма, как «дары природы». К родителям не вздумайте соваться пока. Как-нибудь в другой раз. Валите всё на меня, они меня любят. — Только в конце эмоционального спича, Ганжа улыбнулся и выскочил из эфира.
— Заботливый он у нас. Хоть и ругачий, — Юрий грустно покрутил головой. — Родители расстроятся. Да, понятно, что лепоты ждать не приходиться. Как только счастье помашет хвостом, жди пакостей и неприятностей. И, главное, что ты отхватываешь этого по полной…
— Ты опять?! — Лера взвилась.
— Молчу, молчу! Не хватало мне ещё очаровательной фурии в кабине.
— То-то. Лучше жми, давай на газ. — Лера раскомандовалась.
Баркас вскоре приблизился к берегу, и ребята замахали оранжевым манишкам, используемым обычно для проездов по оживлённым дорогам. На приближающийся корабль из деревни вырулил замызганный джип. Вылез из него крепкий парень лет тридцати пяти.
— Привет, ребят! Куда везут? — Улыбкой он сразу расположил к себе.
— Здравствуйте, — Юра пожал протянутую руку. — Да кто ж знает? Надеемся поближе к Иркутску переехать, а то везде, наверное, размыто.
— Мне бы тоже в ту сторону.
Пока к ним навстречу отчалил небольшой шлюп, разговорились. Водителя джипа звали Тимур. Он путешествовал тоже. Но на четырёхколёсном транспорте. Москвич, он хотел «глянуть на страну, пока ещё не растащили совсем» — и вот уже два месяца колесил по Сибири.
— А как вы хотите с машиной-то на это корапь забраться? — Лера озвучила проблему.
— Да придумаем чего-нибудь. И давайте уже на «ты» перейдём — несильно я вас старше всё ж таки, — улыбнулся явно татарским лицом Тимур.