— Ага, только Абрамович из меня не очень. Только мне не играться. Мне глубже интересно — чтобы команда из одних москвичей состояла (на крайний случай, русских — даром, что сам татарин) и футбол исповедовала такой… что ли, русский: добрый и сильный, красивый и мощный.
Тут Лера подала голос:
— Как всё романтично и утопично. У нас вот была… даже где-то ещё, можно сказать, теплится идея бороться с пороками как раз через эту уже развратившуюся и развратившую игру. Вот Юра даже жертвует собой ради этого, — она хитро улыбнулась.
— Девочка шутит. Учился я на технаря — а потом там всё развалилось, а предложение от футбольных дядек было из разряда «от которого нельзя отказаться». Вот и возникло желание, не отходя от кассы, подложить им свинью.
— Вот и давай положим им свинью вместе! Найдём стадион, соберём ребят таких, как ты… и мечта у меня — через три года попасть в Мировой Чемпионат стартующий.
У Юры загорелись глаза, но и занудный рационализм был в нём не по годам развит:
— Да там же такие гранды! Там страны друг другу глотки будут грызть за столь лакомый кусок! Я ж немножко подузнал про кухню этих дел… а тренер? А откуда ребят набрать — кто играет, давно разобран, кто не играет — как из них команду сделаешь… Столько вопросов.
— В общем, я понял, что ты согласен. Главное, контакты давай я твои запишу, — Тимур достал телефон. — И Ваши, Лера, тоже, если позволит Ваш достопочтенный супруг.
— Позволю, позволю… только потом ремня!
До вечера они ещё беззаботно болтали обо всём на свете. Лера, надремавшись, нашла в новом знакомом сведущего искусствоведа — поговорили и о музыке, живописи. Кораблик тем временем скользил вдоль недалёкого берега.
Ближе к вечеру ветер стал крепчать, и волнение заметно покачивало небольшую посудину. В сумерках они пришли к Листвянке и швартовались в уже заметный шторм. Расплатившись, с благодарностями расстались с экипажем. Тимур торопился в Красноярск, ребята же планировали заночевать в палатке, а уже поутру двинуть в Иркутск. Пожали руки, пожелали удачи, и Тимур плюхнулся в джип и, высунувшись из окна, крикнул: «До встречи!» и покатил в темноту.
— Ага, конечно! До скорой, великовозрастный мечтатель, — Юра отчего-то расстроился и выместил своё раздражение на уехавшем бизнесмене.
— А мне он понравился. Он явно не дурак, а замки воздушные строил для тебя, почувствовав в тебе нужный элемент для его затеи. Кажется, что он — тонкий психолог.
— Ну его в баню, психолога этого! — Юра окончательно злой ушёл ставить палатку и выплёскивать пар. Чуть поостыв, он пытался понять, что его так разозлило.
— Милый, что ты пыхтишь, как старый паровоз? — Лера неслышно подошла и обняла сзади. — Не хочется обратно? Во всю эту чернуху возвращаться?
Юра с удовольствием отдался на волю её рукам. Слабым голосом ответил:
— Откуда ты такая умная взялась? Просто здесь было всё понятно, что и как. А там… какая-то возня опять.
— Какая же возня? Кто мне с таким воодушевлением про прожекты футбольные рассказывал? Или у тебя, как у красавицы — «сердце склонно к перемене»?
— Да так всё, так! Строил, воодушевлялся, разглагольствовал… да Тимур этот, видно, что-то разбередил. Бизнес у него… может себе и игрушки позволить. А что я в его возрасте буду представлять из себя? Потрёпанный футболлер без гроша, здоровья и будущего? — вновь раздухарился Бобров. — И чего вот теперь делать?
— Давай вернёмся, разберёмся. Родителей навестим. А потом уж подумаем. Денег же у нас хватит пока? А сейчас остаток отдыха мозг неприятными думами ни к чему загружать.
— Да уж — кавказоиды нам хорошо заплатили, от щедрот.
— Вот и ладно. И вообще, почему я успокаиваю своего мужчину, а не он заботится о своей ещё недавно больной жене?
— Ой, Лерчонок, я быстро, — Юра сконфузился, его ершистость растаяла в желании обеспечить уют, ужин и ночлег. Лера была шутлива, но Юра воспринял её упрёк серьёзно и деловито шебуршился в густой августовской темноте.
А непогода, как предсказывал опытный капитан перевозившего их кораблика, вновь распростёрлась над Байкалом, задувая и заливая короткую передышку. Ночью Юру и Леру разбудил жестяной грохот грома, сразу же взревел шквал. Хоть палатка была качественной, и поставили ребята её тщательно, сон до утра так и не пришёл. Лишь когда утро тускло засерело мутным рассветом, Лера, свернувшись эмбрионом, тихо засопела. Вновь, в который уже раз, Юра любовался ей в зыбком мареве сна. Его любовь к ней не иссякала и не убавлялась. Пророческой печатью он ощущал, что нашёл ту самую. Вспоминался и разговор с отцом. И нахлынувшее было вечером смятение, отступило перед неотвратимым желанием рубить с плеча, зная, что в тылу есть Лера.