Родители Юры приехали в предпоследний день лета.
— Ф-фух! Ну и душно тут у вас, — отдувался в прихожей Бобров старший.
— Сами не можем привыкнуть, — обнял его Юра. — Здравствуй, мама.
— Здравствуйте, дети, — Ксения Ивановна сильно соскучилась, была взволнована и растрогана встречей.
Они были высушены и обожжены алтайским солнцем, и глаза их сверкали как будто возвращённой молодостью. Были разговоры, разборы, обмены сувенирами и впечатлениями. Чистота квартиры удостоилась похвалы, Лера, довольная, скромно потупила взор.
— Пап, я снова в авантюру ввязался, — решился, наконец, на главное Юра. — Буду играть в команде «Московия». Завтра первый матч.
— Да ну! В этой вот той самой? Что из русских и от которой националистический душок? — Владимир Викторович в самолёте вкусил свежих новостей.
— Не душок даже — крик и поза на каждом углу! — с улыбкой подыграл ему Юра. — Правда, заправляет всем татарин.
— А что — симбиоз русских с татарами иногда давал неплохие результаты.
— Юрочка, а не умыкнут тебя, как тогда в истории с Череповцом? — у мамы всегда свои тревоги.
— Да мне уж намекнули, что я увлекающийся товарищ, — Юра глянул на Леру, — сам, кстати, Тимур и сказал. Но контракт подписали. Денег навалом предложили. А что будет — поглядим. Уж больно заманчиво поглядеть, что из этого выйдет. К тому же капитанствую я.
— И, говоришь, послезавтра уже игра? — отец перешёл к конкретике. — И где стадион?
— А новый, помнишь, небольшой такой построили — напротив Технопарка?
— Да, года два назад было дело, я как-то разок там прогулялся даже. Ну, жди тогда болельщиков на игру.
Юру волновался перед этим разговором с родителями, поэтому сейчас, получив, по сути, поддержку, сбросил внутренний груз и стал увереннее смотреть на предстоящее футбольное будущее.
— Всё-таки сон здесь такой… качественный, да? — спросил Бобров, увидев, что Лера, глубоко вздохнув, открыла глаза.
— У меня качественный сон рядом с любимым мужчиной. И не только сон, — Лера зевнула. — Если кто-то тугоумен, поясню, что любимый мужчина — это ты.
— А то я уж хотел по попе тебе надавать.
— О да! Милый, отшлёпай меня, — Лера, хохоча, завернулась в полотенце и побежала в душ. На кухне уже громыхал поднявшийся Ганжа. Послышался его возмущённый бас:
— У меня в доме голые женщины! Караул! Бобров, приструни свою жену! — Лера пробежала мимо него.
За завтраком порешили, что Бобров на следующий день поедет на тренировку и обсудит детали предстоящей игры с Робинсоном-Проскуриным, а заодно и «немного потренируется», по выражению Ганжи. В этот же день, нужно было перевести Лерины вещи обратно в Измайлово — «возвратиться в пенаты» (это опять был Ганжа).
В пятницу с утра Бобров своим ходом поехал на базу «Московии», оставив Леру разбираться в квартире. Она, отметив отсутствие холостяцкого бардака, всё же решила сделать и генеральную уборку, и генеральную чистку, наотрез отказавшись от всяческих клинеров: «Ещё чего — чужие руки будут шариться по нашим вещам!».
Тренировка была в разгаре: Проскурин стоял на бровке поля, а девять люденов перемещались без меча, подчиняясь, по всей видимости, заданному алгоритму. Остальные партнёры Боброва занимались на соседнем поле под руководством помощника главного тренера.
— О, герой наш пришёл! Юр, часок с ребятами поработай, разомнись. А! У тебя ж нога — тогда сначала на обследование, — увидев Юру, крикнул с поля Проскурин.
— Да прошло всё уже, — ответил Бобров.
— Ты эти подростковые штучки брось. Дуй к врачу. Они тебя там ждут.
Командный эскулап просканировал Юрину травмированную ногу и пробежался глазами по визуальным результатам.
— Юрий Владимирович, на тебе заживает как на юнце или даже как на людене. Ты, часом, не «оздоровился»? — с улыбкой подначил капитана Шангрилу, который был, конечно, прекрасно знаком с «симпатиями» Боброва к люденам.
— Слушай, Шангр, я же обижусь.
— Всё, Юрий, можете бежать, покорять вершины турнирных таблиц! — индиец был привычно весел.